Предприятия и организации Рязанского региона, использовавшие подневольный труд заключенных

Немцы-спецпоселенцы и «трудармейцы» на шахтах Подмосковного угольного бассейна, промышленных и строительных объектах Скопинского и Милославского районов Рязанской области СССР. 1940-е – 1950-е годы.

С самого начала войны началась трудовая мобилизация депортируемых советских немцев и формирование на время войны так называемой "Трудовой армии". «Бойцы» которой направлялись для трудоиспользования в районы, как правило, удаленные от мест учета их семей на спецпоселении. "Трудармейцы" организовывались в рабочие батальоны с лагерным режимом и продовольственными нормами ГУЛАГа, что с самого начала до чрезвычайности напоминало позднейшую организацию трудоиспользования совершенно других немцев, а именно: военнопленных, а также интернированных.

Смертность среди трудармейцев была выше, чем просто на спецпоселении, хотя и оставленным без них немцам-старикам и детям приходилось очень тяжело в полуголодных колхозах военного времени.

Специальные постановления ГКО о мобилизации выселенного немецкого населения в трудовую армию от 10 января, 14 февраля и 7 октября 1942 года (а также от 26 апреля, 2 и 19 августа 1943 года) означали практически сплошную «мобилизацию» трудоспособных немецких спецпоселенцев в "трудармию". При этом если в первых двух случаях речь шла только о мужчинах от 17 до 50 (в первом случае — о депортированных, во втором— о «местных»), то в третьем — о мужчинах уже от 15 до 55 лет, а также о женщинах от 16 до 45 лет, кроме беременных и имеющих малолетних (до 3-х лет) детей. За неявку по мобилизации, отказ от работы или саботаж карали сурово, вплоть до расстрела.

Статус спецпереселенцев для всех советских немцев был еще раз подтвержден Постановлением СНК от 8 января 1945 года «О правовом положении спецпереселенцев» и Указом ПВС от 26 ноября 1948 года «Об уголовной ответственности за побеги из мест обязательного и постоянного поселения лиц, выселенных в отдаленные районы Советского Союза в период Отечественной войны». Побег, согласно этому указу, карался 20 годами каторжных работ.

«Трудармия» была ликвидирована в начале 1946 года, но «освободившиеся» при этом трудармейцы оставались спецпереселенцами, оставались фактически прикрепленными к тем предприятиям, где они до этого принудительно работали, правда, с правом переехать в общежитие за зоной и выписать к себе семьи. (Павел Полян).

* * *

Указ Президиума Верховного Совета от 26 ноября 1948 года гласил, что советские немцы должны быть «переселены в предоставленные им районы навечно». Лишь в 1955 году немцев начали снимать с учета спецпоселения по Указу от 30 декабря 1955 года и они получили право переезжать в другие районы страны. Но речь не шла о возвращении немцам конфискованного при депортации имущества или об их возвращении в места, откуда они были выселены. Появляться там им вообще запрещалось.

* * *

Частичная реабилитация российских немцев последовала только в 1964 году, когда появился Указ от 29 августа, в котором утверждалось, что «огульные обвинения» немцев Поволжья в пособничестве фашистским захватчикам «были неосновательными и явились проявлением произвола в условиях культа личности Сталина».

Наряду с отменой Указа 1941 года отмечалось, что «немецкое население укоренилось по новому месту», то есть речь не шла о возвращении переселенцев или о восстановлении каких-либо немецких национально-административных структур.

Лишь Указ от ноября 1972 года, не подлежавший публикации, снимал ограничения на места проживания немцев. Мнимая вина с советских немцев была снята, но Республика немцев Поволжья не была восстановлена, не была проведена полная реабилитация, некоторые немцы продолжали подвергаться дискриминации в различных сферах.

* * *

В Скопинском и Милославском районах Рязанской области (одно время часть этих территорий административно была включена в Московскую область) с начала Второй Мировой войны на различных тяжелых работах, – в первую очередь на шахтах Подмосковного угольного бассейна, стал использоваться подневольный труд депортированных советских немцев. Позже ряды этих подневольных рабочих пополняли за счет немецких, австрийских, румынских, венгерских военнопленных; советских военнослужащих, побывавших в окружениях и плену; а с 1944-го года и интернированных гражданских лиц из Польши и Германии.

С конца 1950-х годов информация об использовании этого подневольного труда стала тщательно замалчиваться. И сейчас в государственных музеях и книгах, изданных к юбилеям трестов и предприятий, вы не встретите даже упоминания о подневольном труде в Скопинском и Милославском районах.

* * *

Усилиями историков, членов Рязанского историко-просветительского и правозащитного общества «Мемориал», детей и внуков бывших советских спецпоселенцев и польских интернированных (и в первую очередь режиссера известного Скопинского театра «Предел» Владимира Фердинандовича Деля), анализа доступных архивных документов, удалось установить ряд промышленно-хозяйственных объектов, интенсивно использовавших в 1940-е – 1950-е годы подневольный труд депортированных, интернированных и заключенных.

В настоящее время нам известны следующие объекты: скопинские шахты NN 1, 44, 46, 46-бис, 48; пришахтные, строительные, сельскохозяйственные объекты Арцибашево, Горняк, Побединский, Аварийный-Поплевино, Чулково; Комсомольский, Октябрьский, Пупки, Совхоз Им. Буденного; Мосжилстрой; совхоз КИМ; Новиково-Металлург; Совхоз Некрасово; Совхоз Возрождение; Трубопрутковый; Совхоз им. Молотова.

В 1940-е — 1950-е годы, по свидетельствам очевидцев, посёлки при шахтах на 30-40% состояли из немцев, румын, интернированных поляков. По сводным данным историка Виктора Николаевича Земскова, на 1949 год в Рязанской области СССР было не менее 1442 спецпоселенцев немецкой национальности.

"Бесконвойка. Лето 1961 г. Местечко Городище, Сасовский район, Рязанская область. На берегу реки Цна. Каменный карьер. Слева-направо: Абушенков (Обушенков) Николай Григорьевич, кандидат исторических наук (спиной к зрителю); Жилинскас Альбертас, инженер-агроном из Вильнюса; Гаранин Л.Я. (с камнем в руках), старший преподаватель кафедры."

Из Управления строительства и Вяземлага ГУШОСДОРа 22 июля 1942 года было создано "Строительство ГУШОСДОРА НКВД № 1 И ИТЛ". Структура была создана для строительства автодороги Рязань - Пенза - Куйбышев на участках Рязань—Шацк [Пр. 0278 НКВД от 22.07.1942 г.] и Нижний Ломов—Пенза [Пр. 001721 НКВД от 17.08.1942 г.]. На 17 августа 1942 года местом официальной дислокации значится ст. Вад (п/я 221) Ленинской железной дороги в Рязанской области [Пр. 001721 НКВД от 17.08.1942 г.]. Известно, что структуры этого строительства находились в различных населенных пунктах: в частности в Рязани, в с. Путятино Рязанской области, возле г. Шацка, в г. Пензе, в г. Беднодемьяновск Пензенской области, в г. Куйбышеве.
На 1 января 1943 года численность структуры составляла 8440 заключенных. Из них 6450 женщин, 594 из них осуждены за "контрреволюционные преступления" [ГАРФ. Ф.9414. Оп. 1д. Д. 378. Л. 113об.].
НКВД предполагал довести количество заключенных на строительстве в 1942 году до 13 000 [Пр. 0278 НКВД от 22.07.1942.], а в 1943 г. — до 12 000 [Пр. 0077 НКВД от 18.01.1943.].
Реально на 1 мая 1943 года в структуре было — 7642 заключенных. На январь 1944 года – 6738 заключенных.
Начальники: Капитан госбезопасности (позже подполковник ГБ) Лебедев И.Д. (с 25.08.1942 по 14.09.1943 гг.).; Горбатов И.А. (с 31.12.1943 по 02.04.1944 гг.); инженер-майор Александров А.П. (на. 18.10.1944 г.); Вишневский К.А. (по 10.03.1943г.); капитан госбезопасности Зальмарсон Е.А. (с 31.12.1943 г.].
Исследователи Рязанского Мартиролога располагают сведениями о целом ряде людей, работавших в качестве заключенных на объектах "дорожно-строительного района №3 Вяземлага НКВД" в с. Путятино Рязанской области (СМ. БИОГРАММЫ НИЖЕ). Часть заключенных была осуждена уже в лагере по политической 58-й статье и расстреляна, видимо, осенью 1942 года.
Формально структура была преобразована 04 ноября 1945 года во исполнение Постановления ГКО № 8924сс от 04.06.1945 и № 9846с от 13.08.1945 гг. Для продолжения работ после закрытия ИТЛ были организованы «УС № 15 дороги Москва—Нижний Ломов ГУШОСДОРа НКВД» и лагерь военнопленных № 398 с дислокацией в г. Рязани, также «УС № 1 дороги Нижний Ломов—Куйбышев ГУШОСДОРа НКВД» и лагерь военнопленных № 399 с дислокацией в г. Пенза.
Архивы структуры: включают архивы Вяземского ИТЛ и Строительства ГУШОСДОРА НКВД № 1 И ИТЛ. Хранился в ОИТК УМВД по Пензенской области: дела заключенных и картотека заключенных по форме № 2. в УИТЛК УМВД по Куйбышевской области: дела вольнонаемных, картотека формы № 2 на сотрудников. В 1-м Спецотделе УМВД по Пензенской области: дела сотрудников, материалы делопроизводства Оперчекотдела.

Принудительный труд на дорожном строительстве в Рязанской области СССР. Рязанский Мартиролог. [Электрон. ресурс]. URL: http://stopgulag.org/object/84719549 (дата обращения: 2019 г.).

.

Александров Александр Петрович (НКВД), Андреева Наталья Константиновна, Балашова Анна Андреевна, Волков Петр Тимофеевич (Рязань), Глумов Александр Георгиевич, Голубых Екатерина Филипповна, Гревцева-Гревцова Александра Николаевна, Жихарева Мария Гавриловна, Зальмарсон Ефрем Абрамович (НКВД), Зарубина Мария Васильевна, Зимарская Ольга Гавриловна, Золотухина Анастасия Ивановна, Кожина Екатерина Константиновна, Красникова Екатерина Ивановна, Кузнецова Елена Ильинична, Кукушкина Александра Павловна, Кукушкина Анна Матвеевна, Кукушкина Елизавета Павловна, Лебедев Иван Дмитриевич (НКВД), Мещерякова Мария Сергеевна, Мотькин Николай Васильевич, Овчинникова Мария Семеновна, Пономарева Анастасия Николаевна, Пономарева Мария Николаевна, Рассказова Евдокия Семеновна, Рассказова Любовь Семеновна, Сарычева Анна Ивановна, Смольянинова Матрена Степановна, Струкова Мария Григорьевна, Ускова Агафия Ивановна, Хромина Анна Кузьминична, Чиликина Василиса Андриановна, Чиликина Вера Давыдовна

Отчет подотдела общественных работ и повинностей Рязанского Губисполкома за 1920 год:
"Подотдел общественных работ и повинностей, согласно Положению об отделах управлении при Исполкомах, утвержденному коллегией НКВД 3-го мая с. г., должен подразделяться на отделение трудовой повинности и на отделение лагерей принудительных работ, но отделение трудовой повинности не организовано, т. к. проведение трудовых повинностей возложено на Губкомтруд.
В ведении отделения принудительных работ и под его наблюдением находится Рязанский и Ряжский лагери принудительных работ, особая рота военнопленных при Рязанском государственном деревообделочном заводе, группы военнопленных, работающих в Алекандро-Невском поселке Раненбургского уезда, и в Побѳденских рудниках Скопинского уезда, а также Ряжский подотдел принудительных работ и бюро принудительных работ во всех городах Рязанской губернии, за исключением гор. Ряжска.
* * *
Рязанский лагерь открыт в августе 1919 года и был рассчитан на 600 человек, но в настоящее время в нем содержится 812 человек, большинство которых военнопленные и дезертиры. Продукты получаются из Рязанского единого потребительного общества, но не всегда исправно, почему в продуктах иногда ощущается крайняя нужда и чтобы получить достаточное количество продуктов, необходимы усиленные хлопоты. Летом 1920 года трудом заключенных был обработан огород в 2 ½ десятины и собрано около 800 пуд. картофеля и 200 пуд. капусты, что до некоторой степени послужит улучшением пищи заключенных.
Занимаемые лагерем помещения нельзя назвать удовлетворительными в виду их скученности, и переполнения. К поддержанию должной чистоты принимаются все меры и состояние лагеря в санитарном отношении до некоторой степени удовлетворительно. При лагере имеется 6 каменных: конюшен, в которых для обслуживания всех хозяйственных нужд лагеря содержится 4 выездных лошади и 8 ломовых и 4 малодойных коровы. Комплекты упряжи, экипажей, саней и полков почти достаточны.
Обмундирования, белья, обуви и постельных принадлежностей почти не имеется. Об отпуске некоторого обмундирования и белья из запасов Губтюрьмы возбуждено ходатайство перед карательным отделом губернского отделом юстиции. Баня, хотя и имеется, но за отсутствием мыла недостаточно удовлетворяет заключенных.
В лагере существует лазарет, устроенный в двухэтажном здании, рассчитанный на 50 кроватей. Обслуживается 8 врачами (из них 2-мя из заключенных), 2 фельдшерами, 1 сестрой милосердия и 4 санитарами и служителями. Некоторые медикаменты хотя и добыты комендантом в Москве, но медикаментов вообще недостаточно и в них ощущается крайняя нужда.
В лагере оборудованы и обслуживают Советские учреждения мастерские шитья мужского и женского платья, белошвейная, сапожная, шорная, ткацкая, столярная, кузнечно-слесарная, фуражечная и переплетная. В мастерских и в лагерях по хозяйственным надобностям работают заключенные 2 и 3 категорий, заключенные жѳ последней категории работают и на внешних работах, по разгрузке дров, на линии железных дорог и проч. Осужденные на все время гражданской войны из стен лагеря не выпускаются, осужденных же пожизненно не имеется.
Вознаграждение труда заключенным выдается в день их освобождения из лагеря по ставкам Биржи Труда, или Профсоюзов, причем ¾ заработанной платы задерживается в доход, лагеря, и образует экономические Суммы.
Культурно-просветительная деятельность развита вполне достаточно. часто устраиваются митинги, читаются лекции по специальным предметам, преподаются иностранные языки, функционирует школа грамотности, имеется библиотека читальня, хорошо оборудованный театр, хор и оркестр, где участвуют заключенные.
Лагерь охраняется конвойной командой местного гарнизона, команда состоит из 250 человек и состоит в распоряжении коменданта лагеря. Конвоиры предварительно изучают на практике свои обязанности и при несении службы руководствуются гарнизонным уставом караульной службы.
* * *
Что же касается Ряжского лагеря , то он требует коренной реорганизации, для чего необходимо предварительно коменданта тов. Храпова заменить другим лицом, более соответствующим своему назначению и подобрать подходящий штат его сотрудников, а затем уже приступить к улучшению положения этого лагеря, но, к сожалению, подходящего кандидата на должности коменданта пока еще не найдено. Лагерь организован в августе с. г. и был рассчитан на 300-400 человек, и настоящее время в нем содержится 572 человека. Преобладающим элементом заключенных являются, военно-пленные офицеры — казаки.
Лагерь [Ряжский] находится в 3 верстах от города и в расстоянии ½ версты от железнодорожной станции, телефоном с городом еще не соединен. Двор лагеря огорожен колючей проволокой. Заключенные размещены в 3-х бревенчатых, бараках, размером на 109 куб. сажень каждый.
Постельных принадлежностей не имеется, а также нет казенного обмундирования , обуви к белья. Продовольствие заключенных крайне недостаточно, благодаря неполному отпуску Упродкомом всех полагающихся продуктов, по поводу чего подотделом неоднократно доводилось до сведения Губпродкома. При бараках имеются — баня, прачечная и дезинфекционная камера, но за неимением мыла и дезинфекционных средств, а также и по недостатку дров, почти не функционируют, отчего развились паразиты, как e заключенных, так и в помещениях. Приёмного покоя или лазарета при лагере нет и тяжело больные размещены в переполненных лазаретах в городе и на железнодорожной станции, амбулаторный осмотр больных производится в лазарете на станции, вообще врачебно-санитарное дело обстоит неудовлетворительно.
Имеющегося конвоя в 75 человек недостаточно, почему с внешних работ иногда случаются побеги, но вполне возможны побеги из лагеря, т. к. для освещения двора ни оборудования, ни материалов не имеется. Об увеличении состава конвоя и об улучшении его питания и обмундировки возбуждено ходатайство перед Губвоенкомом.
В настоящее время приступлено к организации мастерских, но это дело тормозится отсутствием инструментов. Культурно-просветительной и агитационной работы не ведется. библиотеки нет и митинги не устраиваются. Постановка канцелярского дела удовлетворительна.
Большинство перечисленных недостатков возможно было бы устранить при усиленной энергичной работе на месте, к чему можно приступить только тогда, когда удастся подобрать соответствующий штат комендантства.
* * *
В Александро-Невском поселке Раненбургского уезда , группою заключенных, преимущественно дезертиров с апреля сего года производятся работы на Рязанско-Уральской железной дороге. Всего прибыло 141 человек, но из них, в виду крайнего недостатка продовольствия бежало 20 человек. В настоящее время эта группа составляет собою отделение Ряжского лагеря. Работы производятся между станциями Александро-Невской и Большая Алешня на расстоянии 31 версты, что вызывает крайнее неудобство по наблюдению за заключенными при весьма ограниченном конвое.
Особых помещений для содержания заключенных нет и они проживают вместе с железнодорожными служащими. Помещения плохо приспособлены к жизни, с разбитыми и худыми рамами, содержится антисанитарно, нар нет и приходится спать без постелей на грязном полу. Продовольственное дело обстоит очень плохо и заключенные крайне нуждаются в одежде , обуви и постельных принадлежностях.
* * *
Затем имеется значительная группа военнопленных поляков, откомандированных на работы в Побединские рудники Скопинского уезда . Помещения для заключенных в Побединских рудниках вполне пригодны для жилья и имеют 8400 куб. арш., но печи совершенно непригодны. Всего содержится 811 человек. Помещения содержатся весьма антисанитарно. Кроме того, 600 человек находятся на работах означенных рудников,— в рудниках Грото-Мураевинском, Сергиевском — Боровке и в Углестрое.
Продовольствие в качественном и количественном отношении вполне достаточное и приравнено к пайку рабочих рудников, но заключенные совершенно не имеют обуви, платья и постельных принадлежностей, содержатся грязно и все в паразитах. К удалению всех дефектов командированным на рудники завед. информационным отделением тов. Акимушкиным предложено администрации рудников принять все меры и дана по этому поводу надлежащая инструкция.
Охрана заключенных поставлена слабо, отчего со времени прибытия на рудники военнопленных бежало до 800 человек. Следует наметить, что военнопленные, работающие на рудниках ,в ведении II отдела общ. раб. и повинностей не состоят.
* * *
Затем на Рязанском Государственном деревообделочном заводе организована особая рота военнопленных, которые работают в заводе, но большею частью на наружных работах. Продовольственный вопрос и обмундирование поставлены неудовлетворительно.
* * *
Во всех уездных городах , за исключением Ряжска, организованы бюро принудительных работ и назначены в них заведующие. В Ряжске же при отделе управления Уисполкома организован Подотдел общественных работ и повинностей. Все эта учреждения снабжены инструкциями и приступили к выполнению своих обязанностей. Организованные бюро пользуются аппаратами и средствами уездных отделов управления. На 1921 год предположено расширить деятельность и примерные штаты уездных бюро и Ряжского Подотдела. В отношении деятельности уездных бюро следует сказать, что пока через них прошло очень незначительное количество осужденных на принудительные работы без лишения свободы.
* * *
По предложению главного управления принудительных работ при НКВД, в настоящее время ведется переписка об учреждении в Рязанской губернии «Дома принудительных работ» , каковой должен быть приспособлен из какого либо арестного дома. Из полученных пока ответов от Уисполкомов видно что «Дом принудительных работ» возможно устроить только в Скопине в здании бывшего арестного дома, находящегося, в распоряжении Военкома и занятого арестованными дезертирами. Вместе с тем сделано распоряжение всем уездным бюро принять на учет в свое ведение всех заключенных в арестные дома по судебным приговорам и по постановлениям административных учреждений.
* * *
При Подотделе общественных работ и повинностей согласно приказа Реввоенсовета Республики и Народного комиссариата внутренних дел организована междуведомственная комиссия но рассмотрению дел военнопленных гражданской войны , которой разрешено до 2000 дел военнопленных, находящихся в Рязанском лагере, на Рязанском Государственном заводе и в Алексадро-Невском поселке и 296 дел содержащихся в Ряжском лагере. В отношении военнопленных некомандного состава и не служивших в войсках, постановления означенной комиссии рассмотрено Подотделом и утверждены губернским отделом управления, а рассмотрение постановлений в отношении остальных военнопленных передано в Рязгубчека. Но последней еще не рассмотрены дела на военнопленных, находящихся в Ряжском лагере, в Александре-Невском поселке, на Рязанском Государственном заводе и значительного (количество более 600) заключенных Рязанского лагеря.
Для проверки представляемых смет и расходования сумм и вообще денежной и материальной отчетности концентрационных лагерей бюро принудительных работ при Подотделе общественных работ и повинностей учрежден бухгалтерский стол, которым, между прочим, разработаны и разосланы особые формы для составления смет и отчетности уездных бюро и Ряжского Подотдела принудительных работ. Все расходы по содержанию лагерей в предстоящем 1921 году будут неукоснительно вестись по сметам, для руководства инструкции составлены и высланы комендантам, а вместе с тем предложено им упорядочить распределение рабочей силы.
В отношении большинства перечисленных выше дефектов в продовольственном, жилищном и санитарном отношениях, а также в отношении обмундирования и вообще содержания заключенных, следует сказать, что дефекты эти образовываются вследствие полного отсутствия требующихся материалов, которые, по обстоятельствам времени, достать большею частью невозможно. Затем нельзя не обратить внимание на чрезмерное переполнение всех перечисленных мест заключения, что безусловно вызывает антисанитарные условия жизни заключенных.
------------------------------
– Рязанский Мартиролог: http://stopgulag.org
– ГАРО, Ф. Р. - 4.
– Отчет о деятельности Рязанского Губисполкома и его отделов VIII Губернскому Съезду Советов Рабочих, Крестьянских и Красноармейских Депутатов. Издание Рязанского Губернского Исполнительного Комитета. // Рязань. Госуд. типогр. № 1. 1920. Стр. 9-13.
– История, культура и традиции Рязанского края: https://62info.ru/history
– Записки раненбуржца: https://ranenburzhets.livejournal.com
– РОУНБ: https://rounb.ru

По своей инициативе, с разрешения руководства лагеря и ГубЧК, заключенные офицеры производили реконструкцию Рязанского деревообделочного завода (ДОЗ), упорядочивали процесс труда, производили специализацию цехов (ГАРО, 2817, Оп. 1, Д. 151, Л. 128.). Помимо основной работы, производства строительных материалов, завод стал производить обеденные столы, стулья, табуретки и другие приметы бытового назначения. На заводе заключенные офицеры выполняли и определенные военные заказы: специальные ящики для винтовок и патронов, кузова для автомашин, демонстрационные щиты для стрельбищ. По характеристикам руководства завода, а также по документам лагеря, заключенные армянские офицеры работали очень качественно, хотя многие из них впервые оказались в заводских цехах.

"<...> Это было в мае 1960 года. Стояла ветреная солнечная погода, когда несколько грузовиков выехало на дорогу, с которой начиналась рязанская земля. Так мне довелось покинуть территорию Мордовии. А точнее — ее колючую проволоку, которая, как известно, издавна тянулась по всей республике, даже на бесконвойке или в Потьме, пусть то лагерная столица. Сюда, в Потьму — на эту железнодорожную станцию, по-прежнему ехали все заключенные, которых направляли с разных концов страны в Дубравлаг. Там еще работал пересыльный пункт, где пригнанные, как и раньше, содержались — для распределения лагерным начальством, которое восседало в своеобразном "штабе", а затем и развозились по узкоколейке в те или иные лаготделения, — в том числе уголовные. Последний этап, который пришел в Мордовию, был из Тайшета. Огромный товарный состав вобрал в себя всех политзаключенных, содержавшихся в Озерлаге. Так власти хотели избавиться от того, что мог увидеть под Иркутском американский президент Эйзенхауэр, который собирался проехать через всю страну, прибыв в Советский Союз по приглашению Хрущева — в ответ на его пребывание в США. Тайшетский этап пришел в середине апреля — на первый день Пасхи, и его разместили в одном из крупных мордовских политических лагерей — 7-м, что в поселке Сосновка. Сопровождала же этап обслуга — бригада бесконвойников, которую поселили там же, в этом поселке, в бараке, где жили мы, бесконвойники 7-го.

Именно из числа тех и других и была сформирована рабочая бригада, которую однажды в мае посадили на грузовики и повезли по рязанской земле. Наша бригада направлялась на спецкомандировку — в каменный карьер, где добывался строительный — бутовый камень для сооружения различных служб в системе Дубравлага. И вот тогда довелось, наоборот, ехать в сторону Потьмы, где мы даже заночевали — перед автомобильным броском через Рязанщину. Помнится, нас разместили в одном на потьминских бараков — по соседству с "бытовой" зоной, откуда блатные недоуменно взирали на нас из-за "колючки" и даже с презрением обзывали "фашистами", как обычно считали политзэков. Устраиваясь же на ночь в секции нашего барака, я обнаружил там приметы других заключенных — явно польского происхождения. То были газеты, наклеенные на оконные рамы — для предохранения от зимнего холода: на них я различал польский шрифт. Очевидно, там в свое время размещались "аковцы" — из Армии Крайовой, этой повстанческой польской армии, которая боролась одновременно как против немцев, так и против Советов. Солдат этой армии мне доводилось видеть раньше у себя на родине — в Одессе, куда их пригнали сразу же после подавления германскими карателями Варшавского восстания, где в основном АК и действовала, и они, работая по восстановлению одесского порта, находились в положении намного худшем, чем даже немецкие пленные. И поэтому я невольно с сочувствием вглядывался в польский шрифт на полосках газет в окнах и горестно гадал: где теперь находятся жившие здесь поляки? Или, возможно, им уже удалось вернуться домой — после известных соглашений между Хрущевым и Гомулкой осенью 56-го о возврате в Польшу не только многих граждан польского происхождения, а и польских заключенных?

Итак, наша лагерная бригада, переночевав в этой Потьме, рано утром была усажена вместе с надзирателями потьминского 18-го лаготделения в грузовики и поехала в сторону каменного карьера на Рязанщине. О тамошнем карьере мы знали давно — и не только плохое (тяжелые условия работы — в открытых забоях орудовать ломом и киркой, отсутствие сносного жилья — в одних палатках, скверная пища — хуже, чем в зоне), но и кое-что хорошее (например, возможность более вольно жить — на всей территории, прилегающей к карьеру, а главное — скорее, чем из зоны, освободиться, как это предусматривалось тогдашним законом, по истечении двух третей отбытого срока наказания при условии добросовестной работы и примерного поведения). Ну, работы мы не боялись: уже успели повкалывать в Мордовии и на лесовывозке, и на торфболоте, и на "сельхозе", а что касается "примерного поведения", то, видно, потому нас и отобрали лагерные кадровики, что мы и не привлекались за разные нарушения, и внушали к себе доверие — как серьезные люди, а не бузотеры. В нашей бригаде были и бывшие студенты, и прибалты, цепкие в труде, и даже немцы — с Поволжья и Украины, которые, как известно, любят дисциплину. И хотя мы еще не слишком сблизились между собой — бывшие "тайшетцы" и "старые мордовцы", но даже эта короткая поездка как-то свела нас. Ехали мы по Рязанщине долго — почти целый день и за это время успели и всласть наговориться, тесно прижавшись друг к другу на скамейках в кузове, и насмотреться на окружавшую нас природу — более светлую и приятную, чем дремучая мордовская, и густо покрыться пылью от просыхавших весенних дорог. Солнечная погода, открывшаяся с утра, успела смениться пасмурной — с низкими тучами над рязанскими косогорами, когда мы в конце концов выбрались на один из самых крупных косогоров — за узкой петлистой речкой и увидели там ряды грубых палаток и несколько деревянных будок. Эта была, как мы потом узнали, "Лысая Гора", а на ней — и наш бесконвойный лагерь, где размещалась спецкомандировка по добыче камня. Кажется, мы даже вскричали "ура" при виде палаток и выглянувших оттуда ребят — отчасти старых знакомых.

Но знать бы, что доведется быть там целых полтора года и так и не освободиться по 2/3 срока! Вообще лагерное начальство не очень охотно шло на соблюдение этого положения, всячески затягивая с представлением документов на суд для освобождения "двухтретников". И тогда некоторые стали обращаться за содействием к такому признанному политическому авторитету в стране, как Е. Д. Стасова. Бывшая соратница (и якобы даже любовница) Ленина, в прошлом — при царизме — сама сидевшая, по крайней мере, жившая в ссылке, она сохраняла какое-то влияние на высшие судебные и прокуратурные органы, так что кое- кто из лагерников и получил с ее участием долгожданную свободу. Не скрою, что я тоже попался на эту удочку — поверил в иллюзию доброго участия той, кто на жаргоне большевиков носила мало симпатичную партийную кличку — "Абсолют", и однажды написал ей письмо с жалобами "на затяжку". Но ее ответы были на редкость сухими и не обнадеживающими, а иногда и потешала какая-то попытка в них давать "советы" — как вести себя с начальством, или "стражниками", и как вообще жить на свете. <...>

Что собою представлял этот каменный карьер? В сторонке от палаток и будок — открытая местность с пригорками, тут и там разрытыми — вплоть до желтеющих каменных пород. На разных участках — по два или три человека, которые долбят эту породу, тут же складывая бесформенные большие или маленькие глыбы. К камням то и дело подкатывали самосвалы, и тогда наши работяги, побросав ломы и кирки, кидали добытые ими бутовые куски за борт. А когда машина отъезжала, облегченно усаживались на оставшиеся камни и подолгу курили. Их никто здесь не подгонял и даже не охранял, а лишь изредка появлялся начальник — наш командир отряда вместе со штатскими вольнонаемными — инженером и экспедитором. Но они больше смотрели — где получше долбить породу и как будет обеспечен план погрузки камня. Нам позже  стало известно: погрузка его производилась на одной из железнодорожных платформ ближайшей станции, куда и ездили самосвалы с карьера. А уже оттуда — со станции Сасово — камень на открытых платформах и угонялся на восток — в Мордовию, где  развозился по отдельным зонам. Из него строились как производственные объекты — вроде новых цехов деревообделочного комбината, так и даже культурные — например, библиотека на 11-й зоне, в зловещем Явасе. Что ни говори, ответственная работа — и как порой было не увлекаться ею, не стараться?

Действительно, мы принялись добросовестно работать здесь, не только памятуя старую банальную чекистскую присказку: "Честный труд — дорога к дому". Поселившись в одной большой палатке, мы и зажили как бы одной семьей — на виду друг у друга и со всеми открытыми делами и интересами, и так было весь день —  начиная с бодрого подъема и завтрака в одной из деревянных будок  и кончая отходом ко сну после бурных вечерних разговоров. Правда, не все пошли работать по добыче камня: некоторые, в том числе и я, были задействованы на разборке деревянного сооружения недалеко от палаток — остатков лагерного барака. Оказывается, здесь  пытались строить целый барак, чтобы жить к холодам не в палатках, но один сильный порыв ветра снес первоначальный деревянный каркас, и теперь приходилось начинать заново. Работа тоже была не слишком обременительная, но плохо, что велась на виду у начальства, находившегося неподалеку в своем "штабе". Там, кроме командира отряда — лейтенанта и его помощников, восседала и бухгалтерша с врачихой, и еще какие-то деятели. Отсюда и не уйти лишний раз к речке — там, под горой, что было доступнее работавшим на самом карьере. И уж совсем не отлучиться по соседним поселениям — в крохотное село Сенцы с его единственной улицей и отдаленное татарское — Бастаново. Да, в этой местности, оказывается, оставались приметы давних татарских нашествий: даже находился холм, у которого якобы стоял лагерем хан Батый, — у одного из изгибов речки Цна, не говоря уже о могильниках татар или их посуды и снаряжения. Кстати, мы потом производили раскопки этих старинных предметов, а когда среди нас появился специалист — бывший научный сотрудник Эрмитажа, то даже соорудили целую посылку туда же.

Если еще говорить о новых поколениях рабочего контингента на карьере, то ими стали, как ни странно, и другие научные работники: то историки из Московского университета, то ленинградские философы. Они приезжали в составе следующих партий, доставлявшихся даже не на грузовиках, а по железной дороге — в сопровождении надзирателей, державшихся этак скромненько — на виду у обычных пассажиров. Так что к концу лета у нас собрался довольно большой коллектив, постепенно сменяя остатки прежнего состава — еще до нашего прибытия. Те в основном освобождались — и по истечении сроков заключения, и даже по суду в счет "двух третей" (формула, ставшая обиходной!), а мы занимали и их руководящие должности.

Дело в том, что из среды заключенных обычно избирался "Совет актива" — орган, решавший под эгидой лагерного начальства отдельные производственные, культурные и бытовые вопросы, и нередко туда попадали если не откровенные стукачи, то "придурки" — из привилегированной части зэков (дневальные, нарядчики, банщики и др.). Но тут мы решили не даваться в руки проходимцам и на одном из наших узких "палаточных" сборов заранее наметили "свой" состав такого Совета актива. Председателем мы единодушно выдвинули московского историка Н. Обушенкова — весьма уважаемого, обходительного и честного человека, его заместителем — ленинградца-философа Л.Гаранина, обладавшего крепкой организаторской хваткой. Из пяти человек этого совета я попал в число редакторов лагерной стенгазеты (тоже немаловажно, чтобы не дать возможности кому-то другому "критиковать" нас!. А в бригадиры мы предложили немца Н. Миля — из выселенных "поволжцев", сидевшего еще с военного времени и посаженного снова за ... желание выехать в ФРГ ("если не вернут родного дома", по его словам!). И на счастье, лейтенант Багров согласился с нашими кандидатурами, а на общем собрании "производственников" (так нас официально называли) мы и были избраны в свой общественный орган.

Не сказать, чтобы такое обновление как-то улучшило наше общее положение. Уже наступали осенние холода, а мы по-прежнему жили в палатках, где и простуживались, и начинали грызться между собой. Барак наш строился медленно — то из-за нехватки материалов, то из-за отсутствия квалифицированных кадров (плотники, штукатуры, маляры!). Но зато еще летом удалось соорудить (в основном усилиями безотказного "иеговиста" с Закарпатья) домик "для свиданий" — к приезду наших жен, и это было главной отрадой — находиться дня два или три (как милостиво разрешал наш "литер"!) на опушке леса, в тишине и покое. <...>

Как-то отключившись от зэковских будней, я узнал, что тогда же не в меру прилежный "иеговист" успел соорудить деревянный забор вокруг будущего барака и даже сам обтянул его верхушку колючей проволокой — классический вариант советской лагерной зоны! Ну и медвежья услуга — для нашего "перевоспитания"... Как ни протестовали мы перед начальством, напоминая о нашем бесконвойном статусе, или старались доказать, что "не нарушаем", — все равно заграждение было нам обеспечено, несмотря даже на увещевание упрямого закарпатского "святого". Так что потом, когда барак был сооружен (чуть ли не к началу ноября — "подарок к празднику Октября"!), нас, что называется, загнали внутрь: и проверяли вход — выход у калитки, и запирали эту калитку на ночь, и ловили тех, кто поздно прыгал через забор (пусть даже с колючей проволокой). За этим — постоянной слежкой за нашим местонахождением и даже наказанием за малейшие нарушения — рьяно стали следить присылаемые из 18-й зоны попарно — раз в месяц — надзиратели. А среди них особенно выделялся один азербайджанец, который не только выслеживал нас из-за кустов возле "дома свиданий", но и даже не одного "упек" в шизо — на ту же Потьму, рьяно сопровождая провинившегося в тряске по дорогам Рязанщины.

Мне лично не довелось ни попасться за нарушения, ни тем более быть наказанным, хотя я и ходил с женой на речку, и отлучался в Сенцы — за банкой молока. Впрочем, нас поначалу водило и само начальство "на сторону" — например, в Бастаново, где в клубе показывали специально для нас кинофильм, а впускали туда надзиратели, ведя счет "по головам" — с похлестыванием веточкой в спину. Но и радовало такое приобщение к вольной жизни, как, помню, меня просто потряс первый же фильм, увиденный в зоне — еще на Явасе: "Два Федора". Эта лента снималась как раз накануне моего  ареста в Одессе, у нас на Слободке, и даже недалеко от дома —и так я смог увидеть на лагерном экране свой родной уголок, чуть не вскричав от радости... Лишь когда наладили доставку киноаппарата вместе с новенькими картинами прямо в наш барак, прекратили и такую вольность, как и стали транслировать в наше же помещение радиопередачи — из трансляционной сети по "штабному" приемнику, но нередко спросонок включали "Голос Америки" и "Свободу", сбитые с толку "похожей" русской речью, а мы потом этим и поддразнивали надзирателей, если находили, что они слишком придираются к нам... Но, спрашивается, как им не придираться, раз иные "производственники" в выходные дни позволяли себе такое — и "шляться по бабам", как потом выражался Багров, и уходить в Сасово, разгуливая там чуть ли не при галстуках и однажды напоровшись даже на "самого" в пивнушке. Так удивительно ли, что приехавший после этого к нам начальник 18-го крепко "внушал" нам, чуть ли не угрожая высылкой на "спец", а когда к нему обращались насчет "двух третей", то он выпроваживал даже таких "активистов", как я (мол, выступаете в своей газете почти с требованием условно-досрочного освобождения—такая наглость!). Хотя в ту пору—зимой 60-61-го — мы находились в самых тяжелых условиях: и были занесены мощными сугробами снега (так что и не выйти из барака, не говоря уже о каменном карьере), и лишены всякой переписки с домом (не доходили сани из Бастаново), и даже нет печеного хлеба (оттуда же). Как ученые из обсерватории в повести К. Паустовского!

Разумеется, мы не теряли времени даром. До этого у нас уже успела поднакопиться пестрая культурная база — с новейшей периодикой и даже академическими изданиями "наложенным платежом". Да, нам туда присылали заказанную литературу из столичных магазинов, а свежие газеты и журналы шли даже из Варшавы, Белграда и Рима. Если я мог запоем читать получаемые из Одессы последние номера польского "Фильма", то мои коллеги — польскую же "Политику" или итальянскую "Унита" вместе с югославской "Борбой". И все это не просто держало нас в курсе всех советских диссидентских или международных событий (вроде ареста близких Пастернака за "валютные операции", бегства на Запад танцора Нуриева или эстонского моряка Яаниметса), но и позволяло совершенствоваться в своей антисоветской или правозащитной позиции. Иные из нас создавали целые концепции дальнейшего демократического преобразования нашего общества, и когда вышеупомянутый Николай Обушенков набросал свою "протитовскую" платформу, то даже предложил нам обсудить ее — правда, в узком кругу. Мы сперва читали его наспех исписанные листки — каждый порознь, а затем договорились сойтись вместе— в определенный день и час и в определенном месте за барачной территорией. Но... впрямь всегда говорили, что "чека на чеку": не успели мы приблизиться к дальнему оврагу, как там — из-за кустов навстречу нам два или три надзирателя, к тому же еще вроде бы не успевших сориентироваться в обстановке — из новеньких! И мы так же невозмутимо разошлись, не приостанавливаясь и делая вид, что ничего не произошло, но лишний раз убедившись, насколько и без колючей проволоки все находятся, что называется, "в загоне"... Или за" маленькой железной дверью в стене", по названию повести В. Катаева.

Конечно, мы успевали вволю наговориться и в другой обстановке, пусть и на более безобидные темы. Дело в том, что с осени я стал работать на такой работе, как погрузка камня на железнодорожные платформы, а это позволяло держаться и особняком от начальства, и определенно в "своей" среде. Как уже говорилось, платформы подавались в районе станции Сасово — по пути следования экспрессов из Москвы на Казань и Алма-Ату и обратно. Приезжая туда по утрам, мы оставались почти до вечера на виду у "большого мира" — и просто пассажиров в вагонах, и эшелонов, идущих на хрущевскую целину, так что успевали подбрасывать в вагон свои письма для их быстрейшей и бесцензурной доставки, и даже как-то общались с "вольными людьми", которые не всегда подозревали, кто мы такие. На нас была надета довольно неопределенная роба — защитные костюмы и сапоги, а надзирателей обычно не было среди нас, хотя и тут стукачей, увы, хватало. Да и работали мы, как нам хотелось: едва подавали 62-тонную открытую платформу, мы закидывали ее сваленным у полотна камнем, который навезли полуторки, но через 15 минут такой работы — бодрой и даже азартной — устраивали перекур, и кстати — по моему сигналу — свисту в два пальца. Отправившись же на перекур — на целых 45 минут (строго следя по часам), мы и могли говорить, что угодно, лежа на траве недалеко от полотна или сидя в специально сооруженной землянке — зимой. И это, пожалуй, были у нас лучшие "моменты истины"!

О том, как мы там работали и потом отдыхали, я впоследствии описал в стихотворении (правда, сгустив все краски — вплоть до изображения надзирателя с автоматом, хотя такого не бывало на бесконвойке!). Но главное — я старался передать дух нашей погрузочной работы. А именно — противоборческое состояние... Кстати, из-за этого состояния меня и сняли с роли звеньевого! <...>

К тому времени на каменном карьере работало много — свыше 50 человек. Самые молодые и завзятые долбили камень, а в иных случаях и производились взрывы, после которых самосвалы не успевали возить, наталкивались друг на друга по дороге, а мы изнемогали на погрузке у вагонов, работая в одних трусах и сапогах, как египетские рабы. Среди нас были и бывший князь из Харбина, и деятель НТС из Ужгорода, и украинский студент-бандеровец. <...> Но вот привозили в барак самые трогательные картины — вроде "Ночей Кабирии" или "Римских каникул", и мы собственными силами крутили их по два-три раза (и однажды, помню, даже с пяти часов утра до ухода на работу!). Торжествовала "куча сюжетов" — по катаевским словам!

Ну и трудно ли представить, как мы там отмечали Новый год: и приоделись как люди, и ели-пили полученное из дому или прикупленное по блату? К тому времени у нас установились добрые отношения не только с жителями окрестностей, но и с такими соседями, как курсанты летного училища. Кстати, их стоянка была рядом с нашей платформой на станции, и они один раз даже выручили нас, когда один из наших вагонов — притом тяжеленный, полностью загруженный камнем — вдруг двинулся с места и направился в сторону бензовоза этого училища, а я не успел подсунуть под колеса железнодорожный тормозной башмак. Курсанты дружно навалились — кто на наш вагон, а кто на свой бензовоз — и катастрофы избежали. Торжество другого "крепкого башмака" (тоже по Катаеву!). Людских душ — вопреки всему. <...>

Вспоминаются и другие курьезы, только более невинные. То мы раз возвращались со станции "своим ходом" — не на самосвале, который "ушел налево" (с выкраденной партией камня!), и на перроне в Сасово напоролись на милицейский пост, который вдруг задержал всех нас. "Дважды заключенные!" — так со смехом назвали там же нас милиционеры, когда разобрались, в чем дело.  <...>

В 1944-м году в составе ГУАС НКВД было организовано Управление строительства газопровода "Саратов — Москва", начальником которого был назначен заместитель начальника ГУАС генерал-майор Василий Алексеевич Пачкин. Строительство велось силами строительных колонн ГУАС и заключенных ГУЛАГа.

На строительстве газопровода Саратов-Москва было занято: заключённых - 8,8 тысяч человек, спецконтингента - 3,8 тысяч, рабочих стройколонн - 47,7 тысяч, вольнонаёмных НКВД - 14,2 тыс. человек, привлечённого местного населения - 1,4 тыс. человек. Для сооружения газопровода были направлены узники из лагерей, расположенных рядом с трассой. К принудительному труду на трассе привлекался также "спецконтингент" из ПФЛ № 0321 (Елшанка, Саратовская область) и № 0174 (г. Подольск, Московская область).

За газопровод Саратов - Москва генерал Пачкин в 1948 году был награжден Сталинской премией.

Умер в 1965 году, похоронен на Новодевичьем кладбище Москвы.

Аробер Николай Иванович, Баужа Станислав Антонович, Бренцис Юлис Юльевич, Ванагс Эрист Идрикович, Ганулевич Михаил, Далдарис Кармыс Карлович, Калве Арвед Кристович, Клеванс Арвиц Клаусович, Клявис Альфред Петрович, Нерингс Эгнос Оттович, Никас Криш Яковец, Пачкин Василий Алексеевич, Раудинайтес Юстинос Юнасович, Рудусан Игнатий Андреевич, Сталинзаис Карл Антонович, Урбанс Павел Изосович, Чепла Юстинос Иванович

Виктор Синельников: "80 лет назад началось строительство прямой дороги из Рязани на Шацк. Работы шли в самые трудные дни войны, основной массой рабочих были заключенные. Проходящая через Рязань федеральная трасса М5 (из Москвы в Челябинск) не всегда выглядела так, как сегодня. Например, чтобы попасть в восточные районы области, надо было либо объезжать либо через Спасск-Рязанский и два парома, либо через Ряжск. Стройку новой дороги через Добрый Сот и Кирицы наметили в самые страшные месяцы 1941 года, когда гитлеровские полчища находились недалеко от Москвы. Тогда это было стратегическое шоссе на Куйбышев – город, куда эвакуировалось советское правительство.
  Дорог с твердым покрытием в Рязанской области в 1930-е годы было крайне мало, так что популярность железнодорожного транспорта вполне понятна. Но если все-таки надо было отвезти, например, какие-то вещи или товары грузовиком в Шацк, туда вели два пути.
  Первый – через понтонную переправу у села Льгово, а затем до Спасска, далее еще через одну переправу на Старую Рязань, откуда шоссе шло почти до Шилова. Перед Шиловым из села Задубровье сворачивали на Желудево и Путятино. А между Путятиным и Шацком были такие густые непроходимые леса, что снова надо было петлять через Дудкино, Демидово и Агишево.

  Второй путь – от Рязани на юг до самого Ряжска, оттуда на Ухолово и Сапожок, а из Сапожка через Можары, Борец, Топчиково, Ольхи и Тарадеи.
  Длина любой дороги до Шацка была более 200 км. К тому же надо было терять время на переправах – паромных или плашкоутных (по понтонному мосту).
  В 1941 году Государственный комитет обороны (ГКО) думал, прежде всего, о переброске войск и боеприпасов. Немецкая авиация бомбила железные дороги, и после попадания бомбы в рельсы часто требовалось несколько часов, чтобы возобновить движение. Нужна была дорога-дублер, причем рядом с железнодорожной линией, чтобы в случае чего можно сделать перегрузку и объезжать поврежденный участок на автомобилях.
  Строительство автодороги Москва-Куйбышев посчитали важнейшей задачей. Ведь эвакуированные заводы начали производить военную продукцию на востоке СССР, и оттуда ее надо было везти на фронт. К тому же в Куйбышев переехало из Москвы правительство, и направление стало очень важным.
  Как нужна новая дорога, показала переброска в Рязань сформированной в Пензенской области 10-й армии генерала Филиппа Голикова. Железнодорожные составы с солдатами, пушками, лошадьми и боеприпасами сначала хотели пустить через Ряжск, но немцы как раз взяли Скопин, и пришлось перенаправлять их на Сасово и Шилово. Уже оттуда своим ходом полки и бригады добирались до мест развертывания, указанных в директиве от 24 ноября 1941 года № оп/2995 (Спасск-Рязанский, Шилово, Канино, Пронск).
  На строительстве дороги из каждых десяти рабочих восемь были заключенными. Перед началом Великой Отечественной войны, когда приговаривали к лишению свободы даже за украденный гвоздь или опоздание на работу, появилось много заключенных. Несколько тысяч их собрали в Пронянский лагерь НКВД № 398 в районе нынешних Кириц. С июня 1942 года эти заключенные использовались на строительстве дороги.
  Проектные работы готовили московские инженеры. В проекте были участки с двухслойным 8-сантиметровым асфальтобетоном, а были с однослойным 5-сантиметровым. Каменное основание под шоссе (слой щебенки) запланировано было толщиной от 18 до 26 см, а подстилающий песчаный слой под ним – от 25 до 40 см.
  Командовали стройкой в основном офицеры с техническим образованием. Одним из них был будущий министр автодорог России Алексей Николаев, тогда лейтенант внутренних войск – но он руководил работами на участке между Шацком и Уметом.
  Уже уйдя на пенсию, Николаев вспоминал, что к командованию заключенными его допустили только после двухмесячных курсов с занятиями по Уголовному кодексу, психологии, самообороне без оружия.
  К концу декабря 1941 года завершили разработку проекта: как пойдет дорога, где надо делать насыпи, как их укреплять. К тому же времени военные построили зоны с вышками и колючей проволокой для зимних работ – предстояло рубить и корчевать лес. 11 января 1942 года утром заключенные начали это делать. Потом, уже весной, они начали перекладывать глину, насыпать песок, делать водоотводы. К концу июля 1942 года прекратились поставки щебня – он потребовался на строительство железной дороги по берегу Волги к Сталинграду, но в октябре стройматериалов снова стало довольно.
  5 августа для новой дороги в Сызрани (ул. Свердлова, 35) было создано управление. На тот момент был готов только первый 150-километровый участок в Мордовской АССР.
 Параллельно дороге около шацкого села Ямбирно строили новый автодорожный мост через Цну. Прямо на льду вручную ручными лебедками и 20-пудовыми чугунными «бабами» забивали сваи в дно. Подготовили три русловых и одну береговую опору. Потом откуда-то из Казахстана доставили бетономешалки и трехтонный автокран. По проходящей недалеко железной дороге начали поступать первые элементы металлических пролетов.
   Официально мост сдали в эксплуатацию в декабре 1943 года. Но уже в июне по нему, стоящему без асфальтового покрытия, уже шли танковые колонны в сторону Орла и Курска, где вскоре должна была начаться знаменитая битва.
  Новая дорога прошла через Турлатово, Болошнево, Кирицы, Задубровье, Путятино. Отныне автомобильный перегон Рязань-Шацк имел длину всего 162 км. <...>"
 

Бабина Лидия Алексеевна, Бабина Софья Александровна, Бамесбергер Вилли Райнгольдович, Бамесбергер Маргарита Райнгольдовна, Бамесбергер Райнгольд Яковлевич, Бамесбергер Эрна Яковлевна, Бастрон ( Штоль ) Марта Андреевна, Баум Иван Кондратьевич, Баум Николай Иванович, Баум Нина Ивановна, Бауэр Григорий Иванович, Бауэр Людмила Рубеновна, Бауэр Рубен Иванович, Бауэр Эльвира Рубеновна, Бауэр Юрий Рубенович, Безгеймер Альвина Ивановна, Безгеймер Лидия Ивановна, Безе Николай Петрович, Безе Петр Петрович, Бейдель Иоганнес Георг-Яковлевич, Бек Вальтер Вильгельмович, Бенке Анна Афанасьевна, Бенке Людмила Оскаровна, Беннер Александр Андреевич, Беннер Андрей Кондратьевич, Беннер Валентина Андреевна, Беннер Владимир Андреевич, Беннер Лидия Андреевна, Беннер ( Иордан ) Нина Яковлевна, Бокк Александр Иванович, Бокк Альвина Ивановна, Бокк Андрей Адамович, Бокк Екатерина Адамовна, Бокк Иван Адамович, Бокк Фрида Адамовна, Браковская Валентина Федоровна, Браковская ( Броковская ) Геди Федоровна, Браковская Эмма Иосифовна, Браковский Виктор Федорович, Браковский Федор Владимирович, Браун Нина Андреевна, Брац Алида Генриховна, Брац Генрих Фридрихович, Брац Павлина Юлиусовна, Брац Эльза Генриховна, Брац Эрна Генриховна, Брендель Иосиф Иосифович, Брендель Лидия Иосифовна, Бруль Александр Иванович, Бруль Иван Петрович, Бруль Регина Ивановна, Бруль ( Ганзина ) Роза Ивановна, Бруль Эмануил Иванович

«<…> Сасовская командировка это называлось при восемнадцатом лаготделении, [Дубравлага] в Рязанской области был каменный карьер для добычи бутового камня для строительства лагерной системы. Вот, мы добывали камушек, грузили его. Было нас зимой человек сорок, летом человек восемьдесят. Подобрались хорошие, крепкие ребята, мои друзья. И был слабенький очень лейтенант Багров. И мы решили взять лагерь в свои руки. Условие было очень простое. Первое: надзирателям нечего делать в зоне в течение дня. Утром на подъем – пожалуйста. Днем надзирателям делать нечего. И надзиратели не приходили к нам днем в зону. Это великое достижение. И второе условие: ворота в зону должны быть открыты. То есть, в любой момент человек из зоны может уйти куда ему угодно. Разумеется, не куда угодно. Но многие уходили к местным дамам, было и такое. Многие ходили выпить. Мы, интеллигенты, мы не считали возможным. Ну, выпивка бывала, ходили в магазин. Третье: питание было очень уж неважное, раз в неделю нам привозили спецзаказ из летного училища, мы помогали ребятам [из училища] немножко на железнодорожной платформе, а они нам буфет свой предоставили в наше распоряжение. То есть, мы пытались питаться нормально. Эти условия такие… Да, кино давали хорошее. Вместо молдавских антирелигиозных фильмов нам давали и «Ночи Кабирии», и «Синее небо», тогда гремевшие картины, все это мы получали таким вот образом. Наши обещания – мы гарантируем выполнение плана по добыче и отгрузке камня. И в случае, если нарушения происходили, всю нормальную жизнь в лагере – жалобы на зажим, на начальство, наверх, что нас зажимают. Чтобы создать видимость. А в обмен гарантировали план. В случае, если администрация старалась нарушить это соглашение, мы показывали не разгруженные вагоны, невыполненный план по добыче камня и прочее. То есть, мы применяли методы финляндской забастовки. Попросту говоря. И так продолжалось около года. Я взял на себя функции председателя совета коллектива, Леня Гаранин из группы Миши Молоствова был моим непосредственным заместителем, писатель одесский [Гридин Владимир Михайлович] тоже участвовал в этом деле, Жилинскас [Жилинскас Альбертас сын Антанаса] тоже, если не участвовал то примыкал, из литовцев. И каждое мероприятие, которое мы проводили в лагере, мы согласовывали с так называемыми национальными землячествами. То есть, это была попытка установить самоуправление, это очень хорошая вещь. На какой-то период. Но как только сменилась ситуация в лагере, к нам прислали «тяжеловесов», людей другой психологии, другой морали, пришлось сразу же самораспуститься. Тяжеловесы – это люди, которым было сроку от пятнадцати и выше, полицаи например. Нам пришлось уйти, потому что сразу стали появляться элементы доносительства и возможность работать на доверии исчезла. В таких условиях сотрудничество такого рода бессмысленно. Я считаю, что мы установили своего рода модель таких вот отношений терпимости, взаимодействия, взаимосогласованности, кооперации. В большом лагере на это идти уже невозможно было. Там была слишком сильна вся система карательная. В том маленьком лагере [в Рязанской области] , в котором мы по существу имели дело один на один с младшим лейтенантом и пятью командированными надзирателями, там можно было все держать в своих руках. Это послабление, в какой-то мере это и форма. Кто-то это осуждает, кто-то считает, что напрасно мы сделали шаг в сторону администрации, кто-то с позиции непринадлежности смотрит. Я считаю, что это очень удачный путь вот такого использования слабости администрации, слабости системы. Проникновения в систему с целью захвата ее. То есть, это маленький, крошечный опыт, касающийся хозяйственных дел. Вы представляете, после сидения в течение нескольких лет с сплошной зоне с овчарками, под автоматами, получили такую возможность: открытые ворота, ходить купаться, ловить рыбу, пойти гулять в лес, пойти на вечеринку к девушкам в соседнюю деревню. Это что-то. А даже и переплыть речку и купить бутылку хорошего вина. И в субботу распить ее вместе со всеми. Так это приятно в лагере почувствовать себя… Люба, моя жена, до сих пор вспоминает: когда я провожал ее со свидания, то мы посидели даже в ресторане! Я в арестантской форме, тем не менее… Еще такая вещь – там была маленькая конюшня, сарайчик. Мы как следует перекопали, почистили, помыли, посыпали все хлоркой, побелили. И устроили там свидания вне зоны! То есть, наши женщины, наши жены, которые приезжали к нам, получили возможность пожить неделю вне надзирательского ока вместе с нами. Вот такие вещи мы делали. Я не стыжусь этого, я брал на себя моральную ответственность. Я понимал, что придется когда-то со временем вспоминать об этом, объясняться перед экстремистами. Но с другой стороны, это нужное было дело. Хорошее было дело.  <…>»

12.08.1990 года. Интервью у Обушенкова Николая Григорьевича взяла Татьяна Косинова, встреча бывших политзаключенных, Дом дружбы, г. Ленинград.

Родился в городе Грива, пригороде Двинска (ныне Даугавпилс) бывшего Илукстского уезда Курляндской губернии (с 1920 г. — Латвия) в семье подрядчика по строительству. Брат священника Иакова Начиса.

Окончил Основную русскую школу и Двинскую правительственную русскую гимназию (1933—1938). Помогал священнику Николаю Жунде и брату, священнику Иакову Начису за богослужениями, участвовал в собраниях и кружках Двинского отделения РСХД, принимал участие в съезде РСХД в Эстонии (1938).

В 1938 году поступил в Латвийский университет, на православное отделение богословского факультета, где учился до 1940 года.

В 1940—1941 годы учительствовал в Салиенской школе Иллукстского уезда.

С 1942 по 1944 год служил псаломщиком в составе Псковской духовной миссии на оккупированной территории при брате, протоиерее Иакове Начисе на приходах в с. Выбор Новоржевского района, Псковском кафедральном Свято-Троицком соборе, Свято-Ольгинской церкви в Луге, с осени 1943 года — в градском приходе Порхова.

В феврале 1944 года вместе с братом и другими латвийскими миссионерами эвакуирован в Ригу, с марта 1944 года служил псаломщиком в Свято-Троицком соборе в Либаве (Лиепае), где священствовал отец Иаков.

В декабре 1944 года был вывезен из Курляндии в Германию, где помещен в немецкий лагерь в Кенигсберге.

После взятия города в апреле 1945 года Советской армией заключен в советский лагерь в Кенигсберге. Затем этапирован в тюрьму города Тапиау (Восточная Пруссия).

Затем — этапирован в Рязанский лагерь на станции Пехлец (Кораблинского района Рязанской области). Заключенные этого лагеря были заняты принудительным трудом на строительстве газопровода Саратов-Москва. Осенью 1945 года из Рязанского лагеря переведен лагерь в Коломну.

Затем этапирован в Грозненский лагерь.

Освобождён в апреле 1946 года. В Латвию вернулся в феврале 1947 года, работал в Даугавпилсе на предприятии «Хлебострой», затем на судостроительной верфи в Риге.

10 октября 1950 года в Риге вновь арестован, этапирован в Ленинград. В заключении в Кирове, затем в Инте Коми АССР в 1951—1955 годах.

После освобождения 15 октября 1955 года приехал к брату протоиерею Иакову, служившему священником в с. Кочпон, в окрестностях Сыктывкара в Коми АСССР.

В 1956 году поступил в Ленинградскую духовную семинарию. В 1957 году реабилитирован.

14 декабря 1958 года в Свято-Троицком соборе Свято-Троицкой Александро-Невской лавры посвящен во диакона. 25 января 1959 года в храме Смоленской иконы Божией Матери рукоположён во священника. 20 июля 1960 году пострижен в рясофор в Виленском Свято-Духовом монастыре.

В 1963 году окончил Ленинградскую духовную академию со степенью кандидата богословия за сочинение «Русско-сербские церковные отношения в XVIII—XIX вв». Был оставлен при Академии профессорским стипендиатом.

В 1963—1965 годы — преподаватель церковной истории и древнееврейского языка в Санкт-Петербургских Духовных школах, автор ряда богословских статей.

В 1965 году пострижен в мантию с именем Кирилл в честь святителя Кирилла Александрийского. В том же году возведен в сан игумена.

С 1965 по 1968 год служил настоятелем храма Воскресения Христова в селе Петрова Горка Лужского района, где несмотря на сопротивление властей, занимался восстановлением активной приходской жизни, реставрировал обветшавший храм. В последующие годы служил в ряде приходов Ленинградской епархии.

С 21 февраля 1973 года до 31 октября 1974 года — настоятель Собора св. апостола Павла в Гатчине. С ноября 1974 по 1976 год — настоятель Преображенской церкви в Выборге. В 1976 году возведен в сан архимандрита. В 1976—1989 годы — настоятель Покровской церкви в Егерской слободе под Ленинградом.

15 июля 1988 года был назначен духовником Ленинградских духовных школ и Ленинградской Духовной Академии. 15 ноября 1990 года был назначен духовником епархии.

В 1994 году стал первым наместником возрожденной Александро-Невской лавры в Санкт-Петербурге.

В 1996 году в связи с состоянием здоровья попросил освободить его от этой должности, но продолжал быть духовником Санкт-Петербургской духовной академии и семинарии и жил в академии.

В последние годы жил при Воскресенском Новодевичьем монастыре Санкт-Петербургской епархии.

Скончался 10 марта 2008 года. Похоронен на кладбище Воскресенского Новодевичьего монастыря.

Аробер Николай Иванович, Баужа Станислав Антонович, Бренцис Юлис Юльевич, Ванагс Эрист Идрикович, Ганулевич Михаил, Далдарис Кармыс Карлович, Калве Арвед Кристович, Клеванс Арвиц Клаусович, Клявис Альфред Петрович, Начис Леонид Владимирович (Арх. Кирилл ), Нерингс Эгнос Оттович, Никас Криш Яковец, Пачкин Василий Алексеевич, Раудинайтес Юстинос Юнасович, Рудусан Игнатий Андреевич, Сталинзаис Карл Антонович, Урбанс Павел Изосович, Чепла Юстинос Иванович

Благодаря труду заключенных офицеров и высокой производственной дисциплине, рязанский завод ДОЗ стал работать более рентабельно, начал принимать заказы и от частных лиц (ГАРО, 2817, Оп. 1, Д. 152, Л. 1-14.). В дальнейшем по приказу начальника рязанского концлагеря Карасева работу на частных заказах завода ДОЗ заключенным офицерам запретили. Но из-за настойчивых просьб заводских специалистов запрет был отменен. Работа по этим заказам была столь успешной, что начальник лагеря стал поощрять такие виды работ, особенно — выгодные для себя (для нэпманских ресторанов и кафе).

В середине 1950-х годов директор рязанского ресторана «Заря» (находился на ул. Подбельского, нынешней Почтовой) Гарри Максимович Оганов рассказывал, что находящиеся в двух залах добротные обеденные столы были изготовлены в начале 20-х годов на ДОЗ заключенными офицерами армянской армии.

Вальтер Александр Александрович, Вальтер ( Генин, Геннинг) Владимир Александрович, Вальтер ( Генина, Геннинг ) Терезия Федоровна, Васильев Валерий Адольфович, Везнер Яков Вильгельмович, Вейбер Валентина Владимировна, Вейбер Вячеслав Константинович, Вейбер Евгений Константинович, Вейберт Анастасия Александровна, Вейберт Владимир Константинович, Вейгандт Альвина Анреевна, Вейц Петр Петрович, Видовский Арнольд Иванович, Виль Роберт Иванович, Виль Роберт Робертович, Винтерголлер Владимир Карлович, Винтерголлер Карл Карлович, Винтерголлер ( Родина ) Софья Васильевна, Винтерголлер Элля Карловна, Винтерголлер Эмилия Карловна, Винтергольер Владимир Карлович, Витих Мария Филипповна, Виттих Мария Филипповна, Виттих Петр Филиппович, Волкова Татьяна Яковлевна, Вольман Александр Александрович, Вольман Александр Яковлевич, Вольман Анна-Мария Александровна, Вольман Мария Егоровна

24 июля 1946 года начальник 1-го спецотдела Рязанского управления МВД подполковник Декань подписывает список репатриантов - латышей, литовцев, эстонцев, - занятых принудительным трудом на строительстве газопровода Саратов-Москва в с. Кораблино Рязанской области.

Аробер Николай Иванович, Баужа Станислав Антонович, Бренцис Юлис Юльевич, Ванагс Эрист Идрикович, Ганулевич Михаил, Далдарис Кармыс Карлович, Декань Феодосий Яковлевич (НКВД), Калве Арвед Кристович, Клеванс Арвиц Клаусович, Клявис Альфред Петрович, Начис Леонид Владимирович (Арх. Кирилл ), Нерингс Эгнос Оттович, Никас Криш Яковец, Пачкин Василий Алексеевич, Раудинайтес Юстинос Юнасович, Рудусан Игнатий Андреевич, Сталинзаис Карл Антонович, Урбанс Павел Изосович, Чепла Юстинос Иванович

Из воспоминаний заключенного рязанского лагеря НКВД 178-454, интернированного Феликса Робака (Felix Robak), записанных в 1992 году: «... Как известно, польские интернированные рядовые и подофицеры АК использовались советской комендатурой лагеря на различных работах за зоной, в первую очередь – на тяжелых погрузочно-разгрузочных работах, на земляных, сельскохозяйственных и тому подобное. Это было поначалу.

Позже выяснилось, что среди интернированных имеются первоклассные специалисты: механики, слесаря, строители, плотники, инженеры, агрономы – кого только не было. Выяснилось, что качество выполняемых ими работ, скажем так, куда как конкуретноспособно по сравнению со многими местными рязанскими работниками. Боюсь, что главной причиной являлось серьезное, какое-то беспросветное пьянство многих местных мужчин <...>

Много наших лагерных бригад работало в городе Рязани и его окрестностях через (под командованием) такой структуры, как КЭЧ гарнизона – «квартирно-эксплуатационной части». Кроме того, мы слышали, что у лагерного управления НКВД были договоры с предприятиями Рязани о выделении заключенных на работы.
<...>

Один из нашумевших случаев произошел на водочном заводе. Интернированных в той бригаде было человек десять, они, кажется, налаживали какие-то двигатели или конвейер. Работали интенсивно, до позднего вечера – заводское начальство очень торопило.

Два конвоира («бойцы»), пригнавшие бригаду из лагеря на завод, поначалу не отходили от заключенных, курили тут же. Потом им прискучило, они стали пощипывать проходящих мимо работниц. И вовсе куда-то исчезли. А завод-то – водочный:-))

Когда ремонт был закончен и пришла пора собираться назад, в лагерь, оказалось, что конвоиры абсолютно пьяны. До такой степени, что не могли передвигаться самостоятельно, не то, что автоматы в руках держать:-)

Что делать? Заводское начальство все разошлось, работницы завода советовали положить «бойцов» в ящики со стружками и «погулять». Интернированные опасались: советских «бойцов» ждала, скорее всего, гауптвахта; польские заключенные могли быть обвинены в саботаже, попытке побега и разной другой «контрреволюции», которую так обожали лагерные следователи из контрразведки. Решили, взвалив на себя конвоиров и оружие, возвращаться в лагерь.

Говорят, что самое сильное впечатление получил дежурный наряд НКВДшников на вахте лагеря, когда увидел приближающихся польских зэков с автоматами в руках <...>

Из книги бывшего заключенного рязанского лагеря НКВД 178-454 Казимежа Козловича (Kazimierz Kozlowicz) «Рязань высокая и низкая», изданной в Гданьске в 1997 году: « <...> Рабочие лагерные бригады насчитывали до 30-и человек каждая. Они ежедневно направлялись из рязанского лагеря на работы на различных предприятиях города Рязани. Их труд использовали и железная дорога, и стройки, и элеваторы. И даже водочный завод.

Правда большие бригады там работали не очень долго, так как заводское начальство довольно быстро сориентировалось, что «полячки» куда более предприимчивые, чем их собственные сотрудники. Интернированные, в отличие от местных, не пили на месте, но только им ведомыми способами доставали разнообразные емкости, которые и заполняли «огненной водой». Которая затем, естественно, просачивалась в лагерь.

Нелегально доставленный алкоголь активно использовался не только заключенными, но и сотрудниками советской комендатуры и охраны лагеря. Почему последние и делали вид, что не замечают происходящего.

Когда конвой возвращал рабочие бригады в лагерь, у ворот зоны заключенные подвергались обыску («шмону») офицерами охраны. И часть добытого на заводе спиртного при обыске изымалась – это была как бы «дань» советской администрации рязанского лагеря. Примерно то же самое происходило и с зерном, которое выносили с работ на элеваторах <...>”

Заключенным офицерам приходилось каждое утро строем под конвоем отправляться из концлагеря на работу, а вечером возвращаться в зону. Баланду они получали на работе. После ремонта подсобных помещений руководство ДОЗ стало ходатайствовать перед ГубЧК и лагерным начальством о переводе заключенных офицеров на постоянную работу на завод с предоставлением им жилья типа охраняемого общежития прямо на территории завода. По договоренности, кроме питания, заключенные должны были получать и нечто похожее на зарплату. По согласованию с Рязанской ГубЧК начальник Концлагеря Карасев 10 мая 1921 года издал приказ № 136, в котором, в частности, было сказано: "Отправленных на государственный деревообделочный завод заключенных офицеров армянской армии, согласно прилагаемому списку (125 человек), исключить из состава лагеря и со всех видов довольствия с 16 мая сего года" (ГАРО, 2817, Оп. 1, Д. 151, Л. 120). С мая 1921 года заключенные в Рязани армянские офицеры, вместе со своими генералами, перешли на постоянную работу на завод ДОЗ.

Гаврикова Анна Оттовна, Гагельганц ( Лорай ) Галина Николаевна, Гагельганц Николай Андреевич, Гагельганц Фрида Яковлевна, Галицкая ( Симон ) Гермина Генриховна, Галицкий Отто Михайлович, Ганзин Петр Адольфович, Ганзина Валентина Адольфовна, Гебель Вера Карловна, Гебель Виктор Карлович, Гебель Карл Александрович, Гейнц Алла Рейнгольдовна, Гейнц Рейнгольд Давыдович, Гейт Александр Иванович, Гельман Владимир Германович, Гельман Герман Юлианович, Гельман Лидия Германовна, Гельман Лина Германовна, Гельман Нэля Германовна, Генне Вильгельм Готфридович, Генне Готфрид Готфридович, Генне Матвей Готфридович, Генне Нели Готфридовна, Генне Эмма Михайловна, Генц Абрам Романович, Генц Надежда Яковлевна, Генц Николай Яковлевич, Генц Яков Романович, Гербер Александр Андреевич, Гербер Анатолий Андреевич, Гербер Андрей Андреевич, Гербер Андрей Андреевич 1940, Гербер Владимир Андреевич, Гербер Владимир Федорович, Гербер Мария Ивановна, Гербер Федор Иванович, Гербер Эмма Федоровна, Гефендер Павел Робертович, Гефенедер Ирма Робертовна, Гефенедер Лилия Робертовна, Гефенедер Роберт Карлович, Гефенедер Эльза Георгиевна, Готфрид Адольф Иванович, Грицфельд Мария Ивановна, Губерт Александр Карлович, Губерт Доротея Карловна, Губерт Карл Александрович, Гупперт Анатолий Владимирович, Гупперт Валентина Владимировна, Гупперт Владимир Васильевич, Гупперт Людмила Владимировна

Блинушов Игорь Вячеславович. Дешевое топливо. Публикация в Российском историческом журнале "Карта", Рязань, N 1, 1992.
Принудительный труд заключенных, интернированных, репатриантов и военнопленных на строительстве газопровода Саратов-Москва. 1944-1946 гг.

Аробер Николай Иванович, Баужа Станислав Антонович, Блинушов Игорь Вячеславович, Бренцис Юлис Юльевич, Ванагс Эрист Идрикович, Ганулевич Михаил, Далдарис Кармыс Карлович, Декань Феодосий Яковлевич (НКВД), Калве Арвед Кристович, Клеванс Арвиц Клаусович, Клявис Альфред Петрович, Начис Леонид Владимирович (Арх. Кирилл ), Нерингс Эгнос Оттович, Никас Криш Яковец, Пачкин Василий Алексеевич, Раудинайтес Юстинос Юнасович, Рудусан Игнатий Андреевич, Сталинзаис Карл Антонович, Урбанс Павел Изосович, Чепла Юстинос Иванович

Дель Владимир Фердинандович, Дель Фердинанд Кондратьевич, Диркс Готлиб Яковлевич, Диркс Нина Готлибовна, Дортман Андрей Давыдович, Дортман Валентина Андреевна, Дортман Владимир Андреевич, Дортман Владимир Давыдович, Дортман Давыд Давыдович, Дортман Лидия Андреевна, Дрожжина Людмила Исааковна, Дульзан Екатерина Петровна, Дульзан Иван Петрович, Дульзан Мария Петровна, Дульзан Таьяна Алексимовна, Дульзан Эмма Петровна, Думм Алефтина Андреевна, Думм Борис Андреевич, Думм Владимир Андреевич, Думм Екатерина Ивановна

Из воспоминаний бывшего заключенного рязанского лагеря НКВД 178-454 Хенрика Высоцкого (Wysocki Henrik), записанных в 1992 году: « <...> Конечно, это был принудительный труд заключенных. Однако, надо понимать, что многомесячная изоляция на ограниченной территории, окруженной колючей проволокой и вооруженной охраной, была психологически очень тяжела. А работы за зоной давали возможность переключиться, пообщаться с другими людьми, раздобыть какой-нибудь дополнительной еды (мы все-таки страдали от голода, несмотря на дополнительный хлеб, который получали рабочие бригады).

Наиболее шустрые умудрялись даже что-то стянуть, перепродать — так появлялись деньги, пусть совсем небольшие, но они давали возможность что-то дополнительное купить из еды, одежду и обувь отремонтировать. Так алкоголь, который добывали наши интернированные при работах на водочном заводе, был одной из главных лагерных «валют».

Как известно, в любой зоне существует подпольный «черный рынок», с которого, конечно, администрация лагеря наживается в первую очередь (потому и смотрит, обычно, на это «сквозь пальцы»). Так вот этот алкоголь меняли на хлеб, сахар, махорку <...>”

Из ведомственной книги КГБ «Опасности навстречу», 1988 год. (Опасности навстречу: Сборник / Сост.: К. М. Васильев, И. А. Закиров, В. Н. Кириллов. - 2-е изд. - Рязань: Моск. Рабочий. Рязан. Отд.-ние, 1988, С. 31.). Чем закончилась для заключенных офицеров, работавших на заводе, эта чекистская операция - пока установить не удалось. Как принято говорить, эта драматическая страница рязанской истории ждет своих исследователей.

Кабанова ( Грицфельд ) Валентина Львовна, Калинкина ( Васильева ) Галина Адольфовна, Камзелев ( Штрауб ) Виктор Мартынович, Кексель Иван Федорович, Кексель Федор Андреевич, Келлер Карл Карлович, Классман Елизавета Осиповна, Классман ( Бондаренко ) Клара Антоновна, Кнак Виктор Егорович, Кнак Егор Филиппович, Кнак Иван Егорович, Кнак Сусана Филипповна, Кнак Тамара Ивановна, Кнак Эмилия Ивановна, Книс Александр Иванович, Книс Виктор Иванович, Книс Владимир Иванович, Книс Иван Иванович, Книс Нина Ивановна, Книс Райгольд Иванович, Книс Роман Иванович, Кольбе Александр Иванович, Кох Мария Петровна, Кох Нина Федоровна, Кох Петр Иванович, Кох Сусанна Петровна, Кох Федор Федорович, Кох Эмилия Емельяновна, Креймер Андрей Богданович, Креймер Валентина Андреевна, Креймер Иван Александрович, Креймер Ольга Ивановна, Креккер Яков Аронович, Кремер ( Креймер ) Валентина Андреевна 1938, Кремер Василий Александрович, Кром Адам Петрович, Кром Александр Адамович, Кром Альвина Адамовна, Кром Владимир Адамович, Кром Матильда Александровна, Кром Фрида Адамовна, Круч Готфрид Федорович, Круч ( Кремер ) Ирма Готфридовна, Круч Мария Готфридовна, Круч Мария Эдуардовна, Круч Федор Готфридович, Круч Эльвира Готфридовна, Кузнецова ( Едих, Едых ) Лидия Рихардовна, Кун Лариса Фридолиновна, Кун Фридолин Готлибович, Кун Эдуард Фридолинович

Приказ Народного Комиссара внутренних дел СССР за № 00681 от 9 июня 1944 года обязывал руководящие органы УПВИ НКВД, в числе прочего, до 1 августа 1944 года организовать <...> лаготделение № 2 на 640 человек [в/пленных и интернированных], расположенное при заводе "Рязсельмаш" в Рязани. (РГВА, Ф. 1/P, Оп. 9в, Д. 60, Л. 340). Но только 5 августа 1944 года начальник Рязанского лагеря НКВД № 178 подполковник госбезопасности Гусев С.П. по предложению начальника УПВИ НКВД СССР генерала-лейтенанта Петрова И.А. дал распоряжение сконцентрировать военнопленных и интернированных в лаготделении № 2 при заводе "Рязсельмаш - 700 человек -, "в месте работающего там спецконтингента". То есть, на "Рязсельмаше" применялся принудительный труд не только иностранных граждан - интернированных и военнопленных, но и (как минимум, до августа 1944-го) советских военнослужащих, находящихся на "фильтрации" после плена.

В лаготделении № 2 работа спецконтингента, а затем военнопленных проходила на основании договора, подписанного с заводом "Рязсельмаш" в Рязани (ул. Красина, соврем. - на ул. Чапаева). Согласно договору, для работы на заводе ежедневно должно быть направлено 600 человек заключенных. (РГВА. Ф. 1/п. Оп.9-в. Д. 60. Л. 333.)

Спецконтингент из "бывших советских военнослужащих" (профильтрованный), работающий на заводе "Рязсельмаш" был передан в ГУАС (Главное управление автомобильной службы) НКВД (300 человек), в контрразведку "Смерш" (200 человек), а так же этапирован в другие лагеря ГУПВИ НКВД (250 человек). (РГВА. Ф. 1/п. Оп. 9-в. Д. 60, Л. 316.) Их место в лаготделении при "Рязсельмаш" заняли интернированные и военнопленные.

Лаготделение № 2 занимало помещения бывшего цеха завода "Рязсельмаш" общей кубатурой 4100 м. куб. (6,5 м. куб. на человека) Территория лаготделения (506 на 368 на 200 на 186 метров) была огороженная деревянным забором высотой 2,5 м., над которым дополнительно были натянуты 4 ряда колючей проволоки. Жилые помещения оснащены двух ярусными нарами. Лаготделение, в силу занимаемой им территории, не имел собственной бани и дезокамеры (заключенные пользовались баней завода "Рязсельмаш"), прачечной (одежду на стирку отвозили в главное лаготделение в Канищевских Выселках), а также лазарета (только кабинет врача).
(РГВА. Ф. 1/п. Оп. 11-а. Д.9. Л. 155.)

Лаготделение охранял 41 гарнизон 246 полка конвойных войск НКВД СССР.

В период с 31 мая до 30 июня 1945 года на основании приказов Народного комиссара внутренних дел СССР № 00600, 00620 и 00623 на территории Рязанского лагеря организовано 11 новых лагерных единиц и увеличена "емкость" лаготделений. Лаготделение №2 (потом N 5) на "Рязсельмаше" расширено до 1000 заключенных. (РГВА. Ф. 1/п. Оп. 9в. Д.60. Л. 414-415.)

Лаготделения Рязанского лагеря НКВД 178-454 функционировали до весны 1948 года.

Ламм Андрей Романович, Ламм Владимир Андреевич, Ламм Лидия Андреевна, Ламм Роман Андреевич, Ламм Сусана Андреевна, Ламм Эмилия Андреевна, Ломцова Валентина Андреевна, Лорей Александр Иванович, Лорей Галина Яковлевна, Лорей Ева Ивановна, Лорей Иван Филиппович, Лорей Нина Яковлевна, Лорей Яков Иванович, Люст Адам Иванович, Люст Владимир Адамович

Майер Адольф Арнольдович, Мамонтова ( Суздорф ) Нина Давидовна, Маношкина ( Грицфельд ) Антонина Васильевна, Маслова ( Чернышова ) Татьяна Петровна, Мауер ( Шнайдт ) Татьяна Рудольфовна, Махлейд Генрих Иванович, Махлейд Иван Генрихович, Махлейд Мария Генриховна, Мецгер Маргарита Владимировна, Мецгер Тамара Владимировна, Мецгер Юрий Владимирович, Мецкер Владимир Кондратьевич, Миллер Виктор Оттович, Миллер Отто Эдуардович, Мольденгауэр Людвиг Александрович, Мутт Виктор Карлович, Мутт Гильда Генриховна, Мутт Карл Генрихович

Военннопленные и интернированные на заводе "Рязсельмаш". Воспоминания Романовой (Майоровой) Светланы Васильевны от 01.08.2011 года: «... Мы жили тогда на улице Павлова (она еще именем Павлова, кажется, не называлась) на самом углу, у «Сельмаша». Речь о 1946-1948 годах. Пленных много работало на «Сельмаше», тогда их всех называли «пленные», а кто из них был пленным немцем, а кто интернированным поляком – откуда же мы знали. Большинство было одето в свою потрепанную, иностранную форму. Хорошо помню, что часть из них была в пилотках, часть — в таких шапках с козырьком. Часть из них была совсем молодыми ребятами. Они все время просили покушать, жалко их было. Ребята эти пленные делали из обрезков проводов очень красивые такие колечки и перстенечки, ну, во всяком случае, тогда они мне казались красивыми:-) И меняли эти колечки на еду. Ну еда-то какая тогда у нас была – картофелины вареные, луковички. «Шикарным» бутербродом считался кусок черного хлеба с воткнутыми в него четырьмя карамельками «подушечка» – мама сестрам такие бутерброды в школу делала. Вот такую еду мы и меняли этим пленным на проволочные колечки...
Вообще пленных тогда в Рязани было много, их заставляли самую разную работу делать. До Павлова мы жили на Советской площади (сейчас Соборная), напротив театра. Помню, что пленные в доме там водопровод ремонтировали...»

Райзер Вильмар Куртович, Райзер Курт Эдуардович, Райзер Лилия Георгиевна, Райзер Элленрут Куртовна, Рерих Александр Александрович, Рерих Виктор Александрович, Ротганг Андрей Михайлович, Ротганг ( Винтерголлер ) Мария Михайловна, Ротганг Михаил Михайлович, Ротганг Эмилия Михайловна, Руди Роберт Емельянович, Руди Татьяна Федоровна, Руди Федор Федорович, Руппель Андрей Богданович, Рыкова ( Юденкова ) Зоя Яковлевна

Сайферт Владимир Рудольфович, Свидовая ( Бекк ) Татьяна Вальтеровна, Симон Александр Андреевич, Симон Александр Андреевич 1935, Симон Виктор Андреевич, Симон Елизавета Николаевна, Симон Надежда Кузьминична, Симон Эльвира Андреевна, Симон Юрий Андреевич, Сливка ( Эймер ) Роза Альбертовна, Соловьев Александр Михайлович, Струкова ( Диркс ) Эмилия Готлибовна, Суздорф Виктор Давыдович, Суздорф Давид Карлович, Суздорф Феодосья Автономовна

Фаст Эльза Абрамовна, Феллер Владимир Викторович, Феллер Ирма Викторовна, Феллер Эмилия Давидовна, Фельк Ида Христьяновна, Фельк Мария Христьяновна, Фельк Терезия Иогановна, Фельк Христьян Христьянович, Фелькер Адам Адамович, Фелькер Александр Адамович, Филякина ( Бекк ) Лидия Вальтеровна, Фрезе Александр Францевич, Фрезе Мария Александровна, Фрезе Петр Францевич, Фрезе Тамара Францевна, Фрезе Франц Петрович

Шайфлер Роза Адамовна, Шайфлер Эльза Адамовна, Шандер Андрей Андреевич, Шандер Андрей Андреевич 1937, Шандер Анна Федоровна, Шандер Мария Андреевна, Шандер Раиса Андреевна, Шваб Виктор Егорович, Шваб Георгий Георгиевич, Шваб Егор Андреевич, Шваб Ирма Григорьевна, Шваб Мария Георгиевна, Шваб Ольга Григорьевна, Шваб Эмилия Кондратьевна, Швабенланд Яков Георгиевич, Швиндт Леонгардт Иосифович, Шейн Валентина Владимировна, Шейн Эльвира Петровна, Шиц Василий Павлович, Шиц Галина Васильевна, Шиц Мария Васильевна, Шиц Павел Павлович, Шиц Павел Павлович, Шиц Регина Павловна, Шиц Татьяна Васильевна, Шлегель Андрей Андреевич, Шлегель Вера Андреевна, Шлегель Владимир Филиппович, Шлегель Николай Петрович, Шлегель Петр Иванович, Шлее Александра Федоровна, Шлее Алексей Федорович, Шлее Ольга Федоровна, Шлее Федор Федорович, Шмаль Андрей Филиппович, Шмидт Агата Давыдовна, Шмидт Яков Александрович, Шнайдер Александр Александрович, Шнайдер Александр Андреевич, Шнайдер Амалия Александровна, Шнайдер Андрей Александрович, Шнайдер Андрей Александрович, Шнайдер Берта Соломоновна, Шнайдер Владимир Андреевич, Шнайдер Герлина Христьяновна, Шнайдер Гильда Александровна, Шнайдер Николай Александрович, Шнайдмиллер Павлина Ивановна, Шнайдт Владимир Рудольфович, Шнайдт Павел Рудольфович, Шнайдт Рудольф Августович, Шотт Александра Николаевна, Шотт Виктор Николаевич, Шотт Евгений Николаевич, Шотт Зоя Николаевна, Шотт Николай Николаевич, Шотт Николай Христианович, Шотт Прасковья Трофимовна, Шоффа Александр Леопольдович, Шоффа Анастасия Тимофеевна, Шоффа Ольга Александровна, Штрауб Александр Егорович, Штрауб Альвина Мартыновна, Штрауб Егор Иванович, Штрауб Иван Егорович, Штрауб Иван Мартынович, Штрауб Клавдия Егоровна, Штрауб Лидия Мартыновна, Штрауб Мартын Кондратьевич, Штрауб Павлина Андреевна, Штрауб Юрий Егорович, Шульц Генрих Федорович, Шульц Лидия Генриховна

Эйбер Александр Иванович, Эйбер Виктор Иванович, Эйбер Елизавета Ивановна, Эйбер Иван Иванович, Эйбер Ида Ивановна, Эккель Адольф Фридрихович, Эккель Александр Адольфович, Эккель Виктор Адольфович, Эккель Ида Андреевна, Экснер Мария Ивановна, Экснер Рудольф Иванович, Экснер Эмма Павловна, Эмер Александр Альбертович, Эмер Альберт Михайлович, Эмер Мария Альбертовна, Эпп Владимир Исаакович, Эпп Исаак Яковлевич

Памятная доска установлена 18 мая 2012 года на территории частного музея Ирины Константиновны Бантуш, находящегося под городом Скопин Рязанской области, на территории бывшей шахты "1-я Северная". Надпись на доске гласит: "В память 70-летия начала работы трудармейцам Поволжья на Скопинских шахтах Подмосковного угольного бассейна. 18.05.2012."

Инициаторы открытия памятной доски подчеркнули, что: "Ценой двукратного увеличения объёмов добычи угля в военное время стали тысячи жизней советских немцев, фактически превращенных в трудоармейцев сталинским указом «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья» от 28 августа 1941 г..."

Усилиями историков, членов Рязанского историко-просветительского и правозащитного общества «Мемориал», детей и внуков бывших советских спецпоселенцев и польских интернированных (и в первую очередь режиссера известного Скопинского театра «Предел» Владимира Фердинандовича Деля), анализа доступных архивных документов, удалось установить ряд промышленно-хозяйственных объектов, интенсивно использовавших в 1940-е – 1950-е годы подневольный труд депортированных, интернированных и заключенных.

В настоящее время нам известны следующие объекты: скопинские шахты NN 1, 44, 46, 46-бис, 48; пришахтные, строительные, сельскохозяйственные объекты Арцибашево, Горняк, Побединский, Аварийный-Поплевино, Чулково; Комсомольский, Октябрьский, Пупки, Совхоз Им. Буденного; Мосжилстрой; совхоз КИМ; Новиково-Металлург; Совхоз Некрасово; Совхоз Возрождение; Трубопрутковый; Совхоз им. Молотова. В 1940-е — 1950-е годы, по свидетельствам очевидцев, посёлки при шахтах на 30-40% состояли из немцев, румын, интернированных поляков.

Памятный Знак шахтерам - спецпоселенцам и трудармейцам - "в память погибших от тяжелого, рабского труда". Установлен на территории частного музея Ирины Константиновны Бантуш, находящегося под городом Скопин Рязанской области, на территории бывшей шахты "1-я Северная".

Усилиями историков, членов Рязанского историко-просветительского и правозащитного общества «Мемориал», детей и внуков бывших советских спецпоселенцев и польских интернированных (и в первую очередь режиссера известного Скопинского театра «Предел» Владимира Фердинандовича Деля), анализа доступных архивных документов, удалось установить ряд промышленно-хозяйственных объектов, интенсивно использовавших в 1940-е – 1950-е годы подневольный труд депортированных, интернированных и заключенных.

В настоящее время нам известны следующие объекты: скопинские шахты NN 1, 44, 46, 46-бис, 48; пришахтные, строительные, сельскохозяйственные объекты Арцибашево, Горняк, Побединский, Аварийный-Поплевино, Чулково; Комсомольский, Октябрьский, Пупки, Совхоз Им. Буденного; Мосжилстрой; совхоз КИМ; Новиково-Металлург; Совхоз Некрасово; Совхоз Возрождение; Трубопрутковый; Совхоз им. Молотова. В 1940-е — 1950-е годы, по свидетельствам очевидцев, посёлки при шахтах на 30-40% состояли из немцев, румын, интернированных поляков.