1935-1939. Кадровый состав органов государственной безопасности СССР. [Электрон. ресурс]. URL: https://nkvd.memo.ru (дата обращения 2017-2025 гг.).
Имена (99)
Дела (4)
Документы (9)
1. Гусев Семен Петрович. ВКЧ-ОГПУ-НКВД.

13. Гольдштейн Исаак Борисович. К вопросу об ответственности за террор.
– В органах ЧК с 1918 года. В 1926 – 1928 гг. комендант участка 16 Кайдановского погранотряда ОГПУ, затем заместитель начальника ОО ОГПУ 27 стрелковой дивизии. С 1929 года начальник Особого отдела (ОО) ОГПУ 11 стрелкового корпуса. С 1930 года начальник ОО ОГПУ 5 дивизии.
– В 1931 – мае 1932 гг. врид. начальника Великолуцкого оперсектора ОГПУ, затем начальник Великолуцкого оперсектора - сектора ОГПУ - НКВД.
– С августа 1934 года врид. начальника Особого Отдела УГБ УНКВД по Ивановской Промышленной области и ОО ГУГБ НКВД 3 стрелкового корпуса.
– С 1935 года помощник начальника Особого Отдела УГБ УНКВД по Ленинградской области.
– В 1936 – ноябре 1937 гг. помощник начальника СПО - 4 отдела УГБ УНКВД по Ленинградской области. Затем заместитель начальника Особого Отдела ГУГБ НКВД Ленинградского ВО и 5 (ОО) отдела УГБ УНКВД по Ленинградской области (Приказ НКВД СССР № 185 от 23.03.1936 — часть 1 из 3, Приказ НКВД СССР № 2194 от 15.11.1937).
– 22.02.1938 года награждён орденом Красной Звезды (Указ Президиума ВС СССР от 22.02.1938 (I). С 23.03.1936 года капитан государственной безопасности (Приказ НКВД СССР № 185 от 23.03.1936 — часть 1 из 3). С 25.08.1937 года награжден знаком "Почетный работник ВЧК-ОГПУ (XV)" (Приказ НКВД СССР № 351 от 25.08.1937). До 28.05.1938 года заместитель начальника 5 отдела УГБ УНКВД (Приказ НКВД СССР № 1307 от 28.05.1938).
– С 28.05.1938 года начальник 4-го, секретно - политического отдела (СПО) УГБ УНКВД по РЯЗАНСКОЙ области (Приказ НКВД СССР № 1307 от 28.05.1938). До 26.09.1939 года начальник 2 отдела УНКВД РЯЗАНСКОЙ области (Приказ НКВД СССР № 1806 от 26.09.1939). В октябре 1939 года уволен из органов НКВД "за невозможностью дальнейшего использования" (Приказ НКВД СССР № 1806 от 26.09.1939). По другим данным до увольнения в январе 1940 года состоял в резерве назначения Отдела кадров НКВД СССР.
– С января 1940 года начальник 1-го отдела "Электромотортреста" в г. Горький. С июля 1945 года начальник 1-го отдела "Электромотортреста" в г. Ленинград. С декабря 1952 года начальник 1-го отдела ГУ МТТП в г. Ленинград.

14. Гусев Семен Петрович. ВКЧ-ОГПУ-НКВД.

27. Вырлан Георгий Иванович (Рязань НКВД). К вопросу об ответственности за террор.
Как следует из мемуаров бригадного комиссара Гурковского А.Н., следователем которого в 1937-1938 гг. был Вырлан, последний был сам арестован в 1938 году. Вырлан Георгий Иванович умер в Москве в 1990 году. Из материала военно-исторического журнала (11/08/2014) "Судьба бригадного комиссара А.Н. Гурковского": "<...> Представление о следственной процедуре у меня всегда было самое туманное и неопределенное. Однако то, с чем я столкнулся с первых минут появления в кабинете следователя Вырлана, превзошло все мыслимые и самые худшие опасения. Наскоро заполнив анкету, один из арестовывавших, так ввел меня в курс следствия: «Вы заклятый враг народа. Ваша подрывная деятельность пресечена блестящей работой НКВД. Вам есть что рассказать о себе и своих соучастниках по преступлению, это бесспорно. Следствие поручено вести самому начальнику особого отдела. Вырлан – не ваш дружок Стольберг, которого вы обвели вокруг пальца. Не думайте делать глупости и запираться. Бессмысленное занятие. Вырлан не таких раскалывал, и еще не было случая, чтобы он не добивался признания. Но лучше всего по-хорошему. И для вас же лучше. Так еще есть надежда сохранить жизнь».
Можно было подумать, что это бредит больной человек. Но нет, говорил здравомыслящий. И он же пронзительным голосом подал команду: «Встать, смирно!» А затем рапортовал своему начальству, что враг народа, бывший бригадный комиссар, арестован и доставлен для допроса. Вырлан, которого я знал по работе в Гороховецком лагере, презрительно оглядел меня, сверлящим взглядом уставился в мое лицо и произнес: «Вы, конечно, знаете, за что вас арестовали?» «Нет, не знаю. Я преступлений не совершал», – ответил я. «Знакомая песня всех врагов народа. Зарубите себе на носу – НКВД не ошибается, и нечего здесь разыгрывать наивность». «Но в данном случае имеет место ошибка». «Ошибка небольшая действительно имеется, но состоит она в том, что с опозданием арестовали такого троцкистского зубра, как вы. А сейчас придется отвечать за свои преступления».
С этими словами Вырлан сел за стол, тряхнул своей пышной шевелюрой, и его красивое смуглое лицо выразило желание внимать моим показаниям. Я недоуменно смотрел на него и не находил слов что-либо отвечать.
Тогда Вырлан придвинул к себе лист бумаги, взял ручку и продолжил: «Нас интересует, когда и кем вы завербованы в организацию военного заговора». Меня точно обухом оглушили, я молчал. Вырлан нервничал: «Жду ответа. Запираться бесполезно. Все равно расколем». «Такая организация мне неизвестна, и никто никогда меня не вербовал», – ответил я. Вырлан вскочил с перекошенным лицом и закричал: «Признавайся вражий выродок. Все равно заговоришь. Только что в Москве как милый у меня раскололся комкор Горбачев, не чета тебе (герой Гражданской войны, заместитель командующего МВО, могучий красивый человек)».
Вырлан вновь присел, застучал кулаком, а затем, сбавив тон, угрожающе сказал, что не разоружающихся врагов народа расстреливают, и это право предоставлено органам НКВД. Только признание может облегчить мою участь и спасти жизнь. Ошеломленный, я ничего не отвечал, меня будто сковал столбняк. Можно было все представлять. Но вымогательство подобным путем, да таких чудовищных, лживых показаний сознание мое не могло представить.
Взбешенный Вырлан нажал кнопку, в кабинет вошли несколько его подчиненных. Ткнув в меня пальцем, он обратился к ним: «Полюбуйтесь этим прожженным троцкистом. Он утверждает, что арестован по ошибке. НКВД, видите ли, ошибается, а он – сплошная невинность, и его не завербовали. Как вам это нравится?» В ответ послышались восклицания: «Он обнаглел! Рассчитывает, что здесь дураки», «Да ну? Опытный враг!», «Все ли у него дома?», «Да это же курам на смех!», «Кто же поверит врагу?», «Плохо представляет, где находится!», и все в таком роде. Реплики перешли в коллективный нажим, дикую свистопляску, в настоящую психическую бомбежку. Каждый из них требовал признания, разоружения, на коленях просить пощады. Эти требования сопровождались различными угрозами.
Вырлан подошел ко мне сзади, постучал пальцем по голове и под общее одобрение произнес: «Будет запираться – просверлим здесь дырку!» После «психической атаки» подчиненные вышли, а их начальник посадил меня за столик, дал бумагу, ручку и предложил собственноручно писать признательные показания. Сам же, точно по делу, вышел в другую комнату <...> Вернувшись в кабинет, Вырлан будто не обратил внимания на то, что я не дотрагиваюсь до бумаги. Небрежно дал мне небольшую, типографски напечатанную брошюру, показания В.М. Примакова, легендарного командира червонных казаков, моего бывшего комкора. Перелистывая и читая их купюрами, я поражался страшным преступлениям и планам заговорщиков, изложенным отнюдь не протокольным языком, в лагерь которых с такой настойчивостью загонял меня Вырлан.
Я хорошо знал мужественного Примакова, кое-что уже успел понаблюдать на следствии, и у меня возникло сомнение в правдивости его «показаний», которые, как и «схема», играли в «допросе» Вырлана служебную роль.
Ознакомление меня со следственными документами послужило новым поводом для давления и нажима. Вырлан настойчиво внушал, что преступная деятельность изменников Родины мне не хуже известна, чем Примакову, и что, если он, один из лидеров, признался, то что же говорить обо мне, тем более что против меня собраны неотразимые доказательства. На мое замечание, что кроме положительного материала о моей деятельности ничего быть не может, Вырлан заметил, что положительная работа – всего лишь маскировка, к которой прибегают враги. Впоследствии с этим примитивом мне не раз довелось сталкиваться: положительная работа – маскировка, а пробелы, недочеты в работе – вражеская деятельность.
С наступлением темноты меня перевели в другую комнату. Посадили на край табурета, руки обязали держать на коленях, а корпус ровно («сидеть, как следует, не дома и не в театре находишься») и включили следственный конвейер. Время шло, менялись следователи, а я обязан был внимать словам: говори б…! признавайся, гад! пиши троцкистская паскуда! и т.д. и в этом роде. На мои возражения и соображения о том, что у меня вымогают лживые показания, допрашивающие ограничивались ничего не говорящими возражениями, зато настойчиво доказывали, что мое положение безвыходное, требовали, убеждали не сопротивляться и уходить из-под ударов подписанием протоколов в редакции Вырлана.
Наступили четвертые сутки без сна и еды. Все тело изломано, в ушах – шум, звон и «говори…, пиши…!» Возникла полная апатия ко всему, кроме одного, казалось, неодолимого желания – прилечь, вытянуться и заснуть. Но сознание подсказывало, что это не все, а лишь прелюдия и требуется мобилизовать усилия и волю.
Так оно и случилось. Заполночь явился Вырлан, чисто выбритый, пахучий, холеный. Он вновь в своем репертуаре. Я вновь на ногах, уже слабых, одеревенелых. Вырлан неистовствует, требуя уже не показаний, а лишь подписи под небольшим заранее заготовленным протоколом. В нем сказано, что я прекращаю запирательство и признаю свою преступную деятельность против партии и государства. С шумом и угрозами он подталкивает меня к столу, дает ручку и требует подписи. Когда же это результатов не дает, он вызывает оперуполномоченного и диктует, со ссылкой на какой-то указ, постановление о немедленном расстреле меня, как упорного, неразоружившегося врага народа, участника военного заговора. Подписав постановление, он отправляет его на утверждение своему руководству. И пока что измеряя кабинет шагами, в разных вариантах выражает свой гнев и мысли: «Понянчились, и хватит. Моя совесть чиста – уговаривал, убеждал, но все бесполезно. Для троцкистского выродка, лишенного чести и совести пригодно одно средство – смертная казнь. Не признается – черт с ним. В подвал, расстрелять! Туда ему и дорога».
Постановление принесено, оно оформлено какими-то подписями, печатью. В самый последний момент от меня требуется окончательный ответ. Мной овладело полное отупение и апатия, смысл происходящего не вызывает тревоги и остроты чувств. Мелькает мысль: «Лучше такой конец, чем путь лжи и терзания». Я отклоняю ручку и отказываюсь от подписи. «В подвал, расстрелять!» – командует Вырлан.
С трудом передвигая ноги, следую за сопровождающими. Один впереди, другой сзади. Небольшая лестница приводит в слабоосвещенный подвал. На ходу последнее предупреждение и еще один отказ от подписи. Меня призывают одуматься, ибо еще миг – и будет поздно. Я не отвечаю. За собой слышу какую-то возню, лязг ключей. В какой-то миг меня с силой вталкивают в сплошную темноту. Вслед закрывается дверь и гремит засов. На ощупь устанавливаю, что нахожусь в небольшом помещении – метров пяти длины и ширины в полтора–два метра. Голова упирается в потолок. В двух шагах от двери сыро и мерзко. Воздух – спертый, тяжелый. Соображаю, что нахожусь в карцере. Желание одно – забыться и спать. У дверей я прилег и тут же заснул. Сколько продолжался сон, какое время я пробыл в карцере – определить невозможно. Абсолютная темнота и тишина не давали возможности как-то ориентироваться. Помнится, за все время раза три открывалась дверь, и мне давали кружку кипятка с небольшим кусочком черного хлеба. Хлеб в горло не шел, а кипяток помогал согреться.
Время вновь свело меня с Вырланом. Ночью я был доставлен в его кабинет. От яркого света мучительно болят глаза, а Вырлан морщит нос от запахов, которые я принес с собой из карцера. Он суров, спокоен, для него ничего не произошло. Без крика и нервозности следователь задает простые, обыденные вопросы. Вроде того, с кем я работал и поддерживал связь, знал ли я таких-то или такого-то и какие у меня были с ними взимоотношения. На все эти вопросы я безотказно отвечал, подчеркивая, что связи и взаимоотношения у меня были сугубо служебные и деловые. Впоследствии, при ознакомлении с делом, я установил, что при помощи ножниц, клея и подписей и приписок в протокол были внесены вопросы и ответы о моих преступных связях с теми, кто оказался репрессированным <...> В камере размером тридцать-тридцать пять квадратных метров размещалось человек пятнадцать. Ночью спали на нарах головой к стене, днем сидели на срезе нар. Вернувшихся с допроса, укрывая, располагали так, чтобы они могли отоспаться. Здесь все обвинялись по 58-й статье уголовного кодекса. Она объемлет различные виды контрреволюционной деятельности. По своему отношению и поведению на следствии заключенных можно, в основном, разбить на тех (это большая часть) кто безоговорочно принял обвинение, на тех, кто сопротивлялся, а затем «отказался от запирательства», и, наконец, на одиночек, кто, невзирая ни на что, не шел на самооговор, оговор других и следственные протоколы не пописывал.
В те времена главную часть подследственных в рязанской [внутренней тюрьме УНКВД ] тюрьме составляли обвиняемые в антисоветской пропаганде и агитации <...> [Цит. по "Судьба бригадного комиссара А.Н. Гурковского". Военно-исторический журнал, 11/08/2014.]
Судьба бригадного комиссара А.Н. Гурковского. Военно-исторический журнал. [Электрон. ресурс]. URL: http://history.milportal.ru/2014/08/sudba-brigadnogo-komissara-a-n-gurkovskogo/8/ (дата обращения август 2018 г.).


29. Бургов Андрей Андреевич. 1900-1938.
В 1920 году был призван в РККА. Курсант кремлевских пулемётных курсов в Москве. Вступил в ВКПб. 1921-1923 гг. – Высшая военно-педагогическая школа им.ВЦИК в Москве. 1923-1926 гг. – партучёба. Преподавал в Киевской партшколе. С 1926 года – преподаватель политэкономии в Пехотной школе, в Артшколе, г. Рязань. Работал в райкоме ВКП(б) в Рязани, заведующий парткабинетом . Семья жила в г. Рязань, ул. Свердлова, дом 16, кв. 4 (дом цел и поныне, на 2018 год в нем располагалось региональное министерство культуры).
Трижды исключался из партии. В 1925 году за " связь с мещанской средой и отсутствие твёрдой линии". В 1933 году за "отсутствие политической бдительности". (Был восстановлен в ВКП(б) с выговором).
В июне 1937 года за "контрреволюционные разговоры с коммунистами". Уволен из армии по состоянию здоровья. Оказался без работы – "никуда не принимают!" (из письма брату в 1937-м). 19 октября 1937 года у него прошел обыск. 27 октября 1937 года (по другим данным 24 ноября 1937-го) Бургов Андрей Андреевич был арестован сотрудниками УНКВД. Содержался в Рязанской тюрьме. Обвинялся в том, что якобы "являлся участником контрреволюционной троцкистской организации, занимался активной троцкистской деятельностью, восхвалял врагов народа Троцкого и др., протаскивал на идеологическом фронте к/р троцкизм".
Допросы по делу проводил младший лейтенант госбезопасности Багно Н.Е. (начальник 1 отделения 4 отдела УНКВД Рязанской области), который писал в деле: "В г. Рязань существует контрреволюционная Троцкистско-Бухаринская организация, ведущая активную к/р деятельность среди населения, участники которой подлежат аресту".
Приговор Особого совещания НКВД: заключение в лагерь на 8 лет. В июне 1938 Бургов Андрей Андреевич был этапирован на Колыму, в Магаданскую область. Скончался в лагере, в пос. Еврашкалах Сусуманского района Магаданской области 3 декабря 1938 года.
Жену Андрея Андреевича Ольгу Алексеевну Бургову арестовали 26 июня 1941 года как "жену осуждённого врага народа". Её обвинили во "враждебной настроенности к советской власти, в проявлении в резкой форме антисоветских настроений против руководителей партии и правительства, в восхвалении врагов народа" (следователь Рязанского УНКВД Гуськов и начальник следственной части управления Арпишкин В.А.). 21 июля 1941 года военный трибунал в составе военюриста 2-го ранга Раковского, Васина и Иванкина приговорил Бургову О.А. к расстрелу и конфискации имущества. 31 июля 1941 года, в возрасте сорока лет, Ольга Алексеевна была расстреляна. Через пятьдесят два года, в октябре 1993-го, Рязанский областной суд сообщил дочерям Ольги Алексеевны Бурговой, что их мать полностью реабилитирована.
Архивная коллекция Рязанский Мартиролог. Ф. 8 Оп. 4 Д. 8. л. 29.
Бургов Андрей Андреевич. Рязанский Мартиролог. [Электрон. ресурс]. URL: http://stopgulag.org/object/450055456 (дата обращения 2018 г.).
.


30. Багно Николай Емельянович. 1906-1976. УНКВД.
По архивным данным, на 07.04.1936 года сотрудник УНКВД по Московскаой области, младший лейтенант государственной безопасности (Приказ НКВД СССР № 247 от 07.04.1936). До 26.12.1937 года начальник 4 отделения Рязанского РО УНКВД Московской области (Приказ НКВД СССР от 26.12.1937).
Осенью 1937 года вел дело о "контрреволюционной троцкистско-бухаринской организации в городе Рязань, ведущей активную к/р деятельность среди населения".
С 26.12.1937 года начальник 1 отделения 4 отдела УНКВД Рязанской области (Приказ НКВД СССР от 26.12.1937). На 26.04.1940 года лейтенант государственной безопасности (Указ Президиума ВС СССР от 26.04.1940 (I) — часть 2 из 2). На 20.09.1943 года майор государственной безопасности (Указ Президиума ВС СССР от 20.09.1943 (III) — часть 2 из 6). На 24.08.1949 года подполковник (Указ Президиума ВС СССР от 24.08.1949).
Судя по публикациям СМИ, чекист Багно Н.Е. после отставки становится автором повестей и рассказов "о героической деятельности советских контрразведчиков". В 1960 году в Орловском издательстве вышла его автобиографическая книга для детей "Первая разведка". Электронная литературная энциклопедия "Орловские писатели – детям" так описывает Багно Н.Е.: " <...> В Великую Отечественную войну участвовал в разведывательных операциях в тылу врага, а в послевоенное время сражался с вооруженными отрядами украинских и литовских националистов. В своей первой повести "Совиная лощина" описал трудные годы коллективизации. В то время сам принимал участие в ликвидации диверсионной банды, о которой говорится в повести, в борьбе с кулаками и другими враждебными элементами, мешавшими укреплению колхозов. В основу повести положены действительные события. Изменены лишь фамилии героев книги <...> ". Умер в 1976 году.
Архивная коллекция Рязанский Мартиролог. Ф. 8. Оп. 4 Д. 8. л. 30.
Багно Николай Емельянович. Рязанский Мартиролог. [Электрон. ресурс]. URL: http://stopgulag.org/object/450061105 (дата обращения 2018 г.).
.

31. Гусев Семен Петрович. ВКЧ-ОГПУ-НКВД.

31. Бургова Ольга Алексеевна. 1901-1941.
После ареста мужа Ольга Алексеевна оказалась в крайне тяжелой ситуации: двое несовершеннолетних дочерей, сама на последних месяцах беременности, маленькая комната в коммунальной квартире. Третья дочь умерла в июле 1938 года в полугодовалом возрасте. Все это время неустанно хлопочет об арестованном муже. В сентябре 1938 года пробилась на приём к приехавшему в Рязань заместителю прокурора РСФСР Волину. В жалобе прокурору высказала своё негативное мнение об УНКВД и существующем положением в СССР, что имело роковые последствия. Едет в 1940 году с детьми в Москву, пытаясь попасть в приёмную Верховного Совета к Калинину. Не зная, что муж уже погиб в лагере.
26 июня 1941 года Ольгу Алексеевну Бургову арестовали как "жену осуждённого врага народа". Её обвинили во "враждебной настроенности к советской власти, в проявлении в резкой форме антисоветских настроений против руководителей партии и правительства, в восхвалении врагов народа".
По её делу было проведено лишь три допроса. Вели дело следователь Рязанского УНКВД Гуськов и начальник следственной части управления Арпишкин В.А. Дело было принято к производству военным трибуналом в составе военюриста 2-го ранга Раковского, Васина и Иванкина 16 июля 1941 года.
В последнем слове 27 июля 1941 года Ольга Алексеевна Бургова сказала: "<...> Советская власть на нас, детей и внуков, положила печать, потому, пока существует советская власть, жить будет невозможно <...>". 21 июля 1941 года военный трибунал приговорил Бургову О.А. к расстрелу и конфискации имущества. 31 июля 1941 года, в возрасте сорока лет, Ольга Алексеевна была расстреляна.
Через пятьдесят два года, в октябре 1993-го, Рязанский областной суд сообщил дочерям Ольги Алексеевны Бурговой, что их мать полностью реабилитирована.
Архивная коллекция Рязанский Мартиролог. Ф. 8 Оп. 4 Д. 8. л. 31.
Бургова Ольга Алексеевна. Рязанский Мартиролог. [Электрон. ресурс]. URL: http://stopgulag.org/object/450062199 (дата обращения 2018 г.).
.


46. Гурковский Анатолий Николаевич. 1899 – 1972.
В 1932–1936 гг. Анатолий Николаевич в Горьком состоит в должности комиссара Бронетанкового училища. На сентябрь 1937 года был начальником политического отдела специальных войск Рязанского гарнизона. В двадцатых числах августа 1937 года А.Н. Гурковский с женой находился в Сочинском военном санатории. В это время приказ об освобождении его от должности подписал маршал Буденный.
25 сентября 1937 года был арестован по групповому делу военных N 11328 за "активную контрреволюционную троцкистскую работу" и заключен в Рязанскую тюрьму.
Находился под тяжелым следствием до 1940 года во внутренней тюрьме Рязанского УНКВД и Рязанской тюрьме N 1. Следователи Рязанского УНКВД Вырлан и Степанчонок. Гурковский А.Н. оставил подробные описания следствия и пребывания в тюрьмах Рязани, материалы опубликованы в Военно-историческом журнале. В мемуарах упоминаются многие арестованные по политическим обвинениям – высокопоставленные военные, партийные и хозяйственные работники Рязанской области, руководители учебных заведений. В частности, арестованные по групповому делу Рязанского Артиллерийского училища (РАУ).
Освобожден в 1940 году. Реабилитирован.
В апреле 1941-го возвращается в армию в звании бригадного комиссара. Но поскольку в конце 1930-х годов должности в политорганах для репрессированных закрыты, его назначают на должность помощника начальника 2-го Орджоникидзевского пехотного училища по материально-техническому снабжению. В 1942 году Анатолий Николаевич назначается военным комиссаром эвакогоспиталя № 3178 Северо-Кавказского военного округа.
Затем становится заместителем начальника по политической части крупнейшего на Закавказском фронте госпиталя № 367 в Тбилиси.
В конце 1943 года его переводят на должность начальника военторга Закавказского фронта, а через год - в центральный аппарат Главвоенторга Красной Армии.
В составе правительственной делегации Гурковский участвует в работе Потсдамской конференции.
Умер Александр Николаевич Гурковский в 1972 году, похоронен на Ново-девичьем кладбище Москвы.
Судьба бригадного комиссара А.Н. Гурковского. Военно-исторический журнал. [Электрон. ресурс]. URL: http://history.milportal.ru/2014/08/sudba-brigadnogo-komissara-a-n-gurkovskogo/8/ (дата обращения август 2018 г.).



Изображения (10)


Кротов Александр Петрович (НКВД). До 04.02.1938 года начальник Пронского районного отделения УНКВД по Рязанской области. До 01.04.1939 года начальник ОАГС УНКВД Рязанской области. Подробнее см.: https://stopgulag.org/object/681561474

Кротов Александр Петрович (НКВД). До 04.02.1938 года начальник Пронского районного отделения УНКВД по Рязанской области. До 01.04.1939 года начальник ОАГС УНКВД Рязанской области. Подробнее см.: https://stopgulag.org/object/681561474

Лаврищев Степан (Стефан) Петрович (Рязань, НКВД). На 17.07.1939 года служил в Рязанской области, сержант государственной безопасности. 2 декабря 1937 года оперуполномоченный НКВД С. Лаврищев подписал документы о расстреле ночью (по неполным пока данным) 79 заключенных рязанской тюрьмы, обвиняемых по политической 58-й статье. По данным Рязанского Мартиролога в 1941 году С. Лаврищев фигурирует (также в расстрельных актах) уже как старший оперуполномоченный 1-го спецотдела УНКВД по Рязанской области, сержант государственной безопасности [АП РФ. Ф.3. Оп.24 Д.378. Л.191]. На 12.05.1945 года капитан государственной безопасности. На 13.07.1949 года капитан ГБ. Подробнее см.: https://stopgulag.org/object/64559519


ЧИТАТЬ ПОДРОБНЕЕ: http://stopgulag.org/object/59327610



