18. Этлис Мирон Маркович (1929 - 2013). Из воспоминаний о политических делах в Рязанском Медицинском институте в 1951 и 1953 гг.

"Рязанский мединститут им. И. П. Павлова был создан в 1950 году на базе переведенного из Москвы бывшего Третьего Московского мединститута. Я был среди тех студентов-энтузиастов, которые с удовольствием восприняли такое изменение в своей жизни.
Переезд как бы отодвигал на задний план то, что до перевода института в Рязань было пережито в Москве на волнах борьбы с космополитизмом, с разоблачениями в языкознании, с „лазутчиками империализма" — формальными генетиками <...>. Как далек я был от представления, что в Рязани с появлением нового института на него и на нас всех смотрит, не сморгнет, так хорошо описанное Салтыковым-Щедриным "око недреманное"
<...>
В Рязани мои интересы относились к деятельности научного студенческого общества, в делах которого я активно участвовал. Надо было, в частности, найти в Рязани старосту для микробиологического кружка для профессора Нины Георгиевны Клюевой, посмотреть ребят младшего курса, которых я знал хуже, чем своих однокурсников. И тут
я вспомнил, что одного из них встречал в общем читальном зале в библиотеке им. В. И. Ленина. А там случайных студентов без каких-то научных интересов бывало немного.  И я отправился в общежитие младшекурсников в Рязани на улицу Маяковского. Юношу нашли. Это был Владлен Фурман, студент второго курса. Я без долгих разговоров предложил ему возглавить нужный кружок. Он ответил что-то неопределенное, а потом мы решили прогуляться по улицам Рязани, поговорить. Разговор этот продолжался много часов. И восстанавливать его в памяти мне пришлось через два года на следствии...
Фурман тогда обвинил меня в академизме, в увлеченности "наукой вообще" и прямо сказал, что из-за этого я не вижу, что происходит вокруг, в какой исторический момент мы живем. И дальше последовал текст, один к одному соответствовавший фактической части того, что было доложено через шесть лет на ХХ съезде партии. Но с подробностями, ради которых Фурман по памяти цитировал материалы многих
предыдущих съездов. В его словах было действительно все, относящееся к критике культа личности И. В. Сталина. <...> Например, о страшных перегибах в деревне, связанных со сплошной насильственной коллективизацией и послевоенным обнищанием, голодовками, символическим характером выплат за трудодень. <...>
Информация Фурмана произвела на меня большое впечатление. <...> С полнейшей наивностью я попытался разыскать в библиотеке материалы, упоминавшиеся моим собеседником, естественно, следов их не нашел и успокоился, захваченный потоком дел и событий".
<...>
Через какое-то время Владлен Фурман меня разыскал. <...> Мой юноша после небольшого вступления объявил, что имеет поручение от своих московских товарищей предложить мне войти в организацию, которая ставит перед собой цель — бороться за дело революции. О составе организации (СДР) и прочем я узнаю, если ознакомлюсь и соглашусь с программой.
И он показал мне несколько листков, вырванных из блокнота и исписанных карандашом. <...> Мы стояли в Рязани на углу улиц Свободы и Пожалостина поздним вечером. Небо было чистое, звездное. И я сказал: "Ты провокатор, или вы все попались на провокацию. Вы — обречены. И если я пойду сейчас по Пожалостина, поверну налево к зданию МВД и заявлю о нашем разговоре, то в твоей судьбе всё изменится. Но звезды показывают иной путь — по улице Свободы на улицу Фурманова, в общагу. Давай разойдемся и забудем друг друга."
<...>
В январе—феврале 1951 года в учебных корпусах и общежитиях Рязанского медицинского появились чекисты. Преподаватели и студенты передавали из уст в уста: "Ищут членов еврейской студенческой антисоветской организации". 18 января 1951 года в Рязани арестовали студента-медика Владлена Фурмана.
<...>
Думаю, что мой отказ вступить в СДР спас меня тогда от ареста в Рязани в 1951-м. Но отсрочка получилась не очень долгой. После ареста ночь с 4 на 5 марта 1953 года моим делом в Рязанском МГБ и рязанской тюрьме занимались полковник Олейник, подполковники Бубяшев и Камшилов, прокурор подполковник Кучерявый. Мне нечего было скрывать, ибо никакого антисоветского умысла, замысла или "намерения" у меня не было. Похоже, что так же вел себя Владлен Фурман, которого допрашивал обо мне сам Кобулов (заместитель министра). Я убедился в конце следствия: то, что было зафиксировано в стенограмме допроса Фурмана, и то, что рассказал я, совпало до деталей. Не стал я опровергать и содержание разговора с Вадимом К. о "деле врачей". За две-три недели беспрерывных ночных допросов (днем спать не давали) вся информация, необходимая для конструирования "дела", была <...> следователями <...> выжата из меня".
Заседания трибунала (председатель капитан Лисицын) по моему делу по ст. 58 проходили в здании Рязанского областного МВД. Приговор: 25 лет лишения свободы и 5 лет поражения в правах.
<...>
По сравнению с тем, что довелось пережить другим, всё, что досталось в рязанской тюрьме мне, - это чепуха. Ну, бессонница, несколько раз избивали кого-то за стеной, <...> оставили наедине с верзилой, лишь угрожавшим мне избиением. Держали два месяца в одиночной карцероподобной камере, темной и сырой. Насильно кормили через шланг при объявлении голодовки...
<...>
В 1953-1954 годах я в лагере, в Экибастузугле. Работал в каменном карьере, в бригаде арматурщиков и каменщиков. Участвовал в строительстве Экибастузской ТЭЦ. В 1955 году был этапирован в Рязань на "переследование". Возвращен в Казахстан, этап Рязань – Москва –Джезказган. В 1955-м было принято решение Военной коллегии Верховного суда СССР о сокращении моего срока заключения до 10 лет. В 1955–1956 году лагерь в Джезказгане, работал лагерным врачом. Амнистирован в 1956-м. Вернулся в Москву. В 1957 году был, наконец, реабилитирован...