Электронный архив Фонда Иофе. [Электрон. ресурс]. URL: https://arch2.iofe.center/ (дата обращения 2021 - 2024 гг.).

«<…> Сасовская командировка это называлось при восемнадцатом лаготделении, [Дубравлага] в Рязанской области был каменный карьер для добычи бутового камня для строительства лагерной системы. Вот, мы добывали камушек, грузили его. Было нас зимой человек сорок, летом человек восемьдесят. Подобрались хорошие, крепкие ребята, мои друзья. И был слабенький очень лейтенант Багров. И мы решили взять лагерь в свои руки. Условие было очень простое. Первое: надзирателям нечего делать в зоне в течение дня. Утром на подъем – пожалуйста. Днем надзирателям делать нечего. И надзиратели не приходили к нам днем в зону. Это великое достижение. И второе условие: ворота в зону должны быть открыты. То есть, в любой момент человек из зоны может уйти куда ему угодно. Разумеется, не куда угодно. Но многие уходили к местным дамам, было и такое. Многие ходили выпить. Мы, интеллигенты, мы не считали возможным. Ну, выпивка бывала, ходили в магазин. Третье: питание было очень уж неважное, раз в неделю нам привозили спецзаказ из летного училища, мы помогали ребятам [из училища] немножко на железнодорожной платформе, а они нам буфет свой предоставили в наше распоряжение. То есть, мы пытались питаться нормально. Эти условия такие… Да, кино давали хорошее. Вместо молдавских антирелигиозных фильмов нам давали и «Ночи Кабирии», и «Синее небо», тогда гремевшие картины, все это мы получали таким вот образом. Наши обещания – мы гарантируем выполнение плана по добыче и отгрузке камня. И в случае, если нарушения происходили, всю нормальную жизнь в лагере – жалобы на зажим, на начальство, наверх, что нас зажимают. Чтобы создать видимость. А в обмен гарантировали план. В случае, если администрация старалась нарушить это соглашение, мы показывали не разгруженные вагоны, невыполненный план по добыче камня и прочее. То есть, мы применяли методы финляндской забастовки. Попросту говоря. И так продолжалось около года. Я взял на себя функции председателя совета коллектива, Леня Гаранин из группы Миши Молоствова был моим непосредственным заместителем, писатель одесский [Гридин Владимир Михайлович] тоже участвовал в этом деле, Жилинскас [Жилинскас Альбертас сын Антанаса] тоже, если не участвовал то примыкал, из литовцев. И каждое мероприятие, которое мы проводили в лагере, мы согласовывали с так называемыми национальными землячествами. То есть, это была попытка установить самоуправление, это очень хорошая вещь. На какой-то период. Но как только сменилась ситуация в лагере, к нам прислали «тяжеловесов», людей другой психологии, другой морали, пришлось сразу же самораспуститься. Тяжеловесы – это люди, которым было сроку от пятнадцати и выше, полицаи например. Нам пришлось уйти, потому что сразу стали появляться элементы доносительства и возможность работать на доверии исчезла. В таких условиях сотрудничество такого рода бессмысленно. Я считаю, что мы установили своего рода модель таких вот отношений терпимости, взаимодействия, взаимосогласованности, кооперации. В большом лагере на это идти уже невозможно было. Там была слишком сильна вся система карательная. В том маленьком лагере [в Рязанской области] , в котором мы по существу имели дело один на один с младшим лейтенантом и пятью командированными надзирателями, там можно было все держать в своих руках. Это послабление, в какой-то мере это и форма. Кто-то это осуждает, кто-то считает, что напрасно мы сделали шаг в сторону администрации, кто-то с позиции непринадлежности смотрит. Я считаю, что это очень удачный путь вот такого использования слабости администрации, слабости системы. Проникновения в систему с целью захвата ее. То есть, это маленький, крошечный опыт, касающийся хозяйственных дел. Вы представляете, после сидения в течение нескольких лет с сплошной зоне с овчарками, под автоматами, получили такую возможность: открытые ворота, ходить купаться, ловить рыбу, пойти гулять в лес, пойти на вечеринку к девушкам в соседнюю деревню. Это что-то. А даже и переплыть речку и купить бутылку хорошего вина. И в субботу распить ее вместе со всеми. Так это приятно в лагере почувствовать себя… Люба, моя жена, до сих пор вспоминает: когда я провожал ее со свидания, то мы посидели даже в ресторане! Я в арестантской форме, тем не менее… Еще такая вещь – там была маленькая конюшня, сарайчик. Мы как следует перекопали, почистили, помыли, посыпали все хлоркой, побелили. И устроили там свидания вне зоны! То есть, наши женщины, наши жены, которые приезжали к нам, получили возможность пожить неделю вне надзирательского ока вместе с нами. Вот такие вещи мы делали. Я не стыжусь этого, я брал на себя моральную ответственность. Я понимал, что придется когда-то со временем вспоминать об этом, объясняться перед экстремистами. Но с другой стороны, это нужное было дело. Хорошее было дело.  <…>»

12.08.1990 года. Интервью у Обушенкова Николая Григорьевича взяла Татьяна Косинова, встреча бывших политзаключенных, Дом дружбы, г. Ленинград.